– Выходит, вы непричастны к этому убийству?
– Принципиальная политика моей организации состоит в том, что мы никогда не комментируем наши действия, – пояснил Жаботинский, – не подтверждаем и не опровергаем утверждений о наших действиях.
– Удобная позиция, – согласился Дронго, – но если предположить, что убийство Шевалье по какой-то причине было нужно иранцам, я хочу знать эти причины.
– Разве вы не в курсе, что сюда прилетел мсье Лелуп? – вместо ответа задал вопрос Жаботинский. – Вы опытный эксперт и знаете: если убили дипломата, его хоронят с почестями и позволяют местным правоохранительным органам разобраться с преступниками. Это мировая практика. Но прилетел мсье Лелуп, специалист из разведки. Обратите внимание, не следователь и не сотрудник контрразведки, а именно разведчик. Можно сделать вывод, что погибший Шевалье работал как на иранскую разведку, так и на французскую. Значит, был двойным агентом, а такие вещи очень не нравятся на Востоке. Здесь не проходит «вариант Труффальдино». Нельзя служить двум господам. Восточные господа такого не прощают. И поэтому было принято решение убрать Шевалье. Возможно, он поставил им некачественное оружие или дал неверную информацию. А такие вещи тоже не прощаются.
– Предположим, что его убрали иранцы, – согласился Дронго, – но зачем так демонстративно стрелять в него, когда он выходит из российского посольства?
– Именно для того, чтобы все следователи, которые будут заниматься этим расследованием, сразу и с ходу отметали причастность иранской стороны к этому убийству. На самом деле, стреляя в него в тот момент, когда он выходил из здания посольства России, иранцы гарантировали себе почти абсолютное алиби. Вы ведь не хотите поверить в такую возможность, а вы один из лучших специалистов в этой области, нам хорошо известно ваше досье, – добавил Жаботинский.
– Спасибо. Тогда у меня другой вопрос: в чем ваш интерес, господин Жаботинский? Я понимаю, что ваша организация – самое человеколюбивое учреждение в мире, и вы хотели предупредить меня из чистого альтруизма. Понимаю, как вас беспокоит моя судьба, но все-таки хотелось бы получить честный, по возможности, ответ на мой вопрос. Почему?
– Я полагал, что вы должны знать ответ на этот вопрос. – Жаботинский неожиданно остановился. – Нас очень волнует все, что здесь происходит. Нам небезразличны отношения Ирана с Россией и Францией, хотя бы потому, что вето России в Совете Безопасности ООН не позволит нашей авиации разбомбить ядерные объекты Ирана. Это сегодня для нашей страны самый важный вопрос. Не сохранение вашей жизни, господин Дронго, а спасение нашего государства. Как видите, я максимально откровенен с вами.
Дронго задумчиво взглянул на него и спросил:
– Вы понимаете, что многие считают именно вас организаторами и исполнителями этого убийства? Не нужно отвечать на мой вопрос, если не хотите. Но практически доказано, что вы имеете отношение к убийствам иранских ученых, работающих на ядерную программу Ирана.
– В таком случае скажите, как бы вы поступили? – быстро спросил Жаботинский, продолжая движение. – Сидеть и ждать, пока непримиримый враг, публично заявивший, что наше государство не имеет права на существование, приготовит свою ядерную бомбу, одной из которых вполне достаточно, чтобы уничтожить всю нашу страну? Очень небольшую страну, господин эксперт, в отличие от многомиллионного Ирана. Как нам защищаться? Сидеть и ждать, пока нас уничтожат?
– Есть международные организации, которые могут вынудить Иран свернуть его ядерную программу.
– Вы сами верите в эти слова? – поморщился Жаботинский. – Какие международные организации? Кто верит в их эффективность? Индия и Пакистан на глазах всего мира обзавелись своим ядерным оружием, и никто не посмел их остановить. Теперь все ждут, когда в Пакистане к власти придут исламисты и захватят это оружие…
– А сам Израиль получил ядерное оружие не вопреки мнению мирового сообщества? – спросил Дронго.
– Мы никогда не признавались, что обладаем подобным оружием.
– Я не об этом. Я не прошу подтверждения, только хочу уточнить, почему одним можно, а другим нельзя. Вы наверняка знаете, как я отношусь к вашей стране и к вашему народу. Пройдя через тысячелетний путь гонений и скитаний, вы создали свою страну, сумели сохранить свою культуру, традиции, обычаи. Вы – великий народ, и многие народы должны учиться у вас, как нужно воспитывать детей, сохранять в нечеловеческих условиях свою культуру, свою идентичность. Это все так. Но почему вам можно нарушать международные конвенции о нераспространении ядерного оружия, а другим нельзя?
– Другие не обладают таким опытом выживания, – печально ответил Жаботинский, – и им не угрожают поголовным физическим истреблением. Если у нас и есть такое оружие, о чем я принципиально не могу говорить, то оно направлено на защиту нашей страны и нашего народа.
– Иранцы говорят то же самое. Им нужно иметь оружие, чтобы противостоять давлению Америки. Между прочим, об этом говорят и северокорейские руководители. По большому счету, любая страна, даже такая мощная и великая, как Россия, тоже обосновывает сохранение ядерного потенциала как последнее средство защиты от возможных посягательств.
– Никто не прошел такой путь страданий, как наш народ, – вздохнул Жаботинский, – уверяю вас, никто. Знаете, сколько евреев было уничтожено во время Второй мировой войны?
– Я был в Освенциме и Бухенвальде, – нахмурившись, ответил Дронго, – поэтому все видел в подробностях. Хотя сейчас там только музеи…
– Вот именно. – Жаботинский снова остановился. – Будьте осторожны, господин эксперт. Это мой совет как человека и друга Аркадия Мил-Мана. Мы прекрасно знаем, как вы относитесь к нам, и именно поэтому считаем вас своим другом. Давайте возвращаться, ваша машина слишком долго стоит у ворот этого кладбища.
Дронго согласно кивнул головой.
Всю обратную дорогу они молчали, в холле отеля попрощались, крепко пожав друг другу руки. Когда Дронго снова сел в машину, Вейдеманис поинтересовался:
– Почему такая срочность?
– Меня хотят убить, – коротко сообщил эксперт.
Глава 7
После встречи с Жаботинским они решили пообедать и отправились в ресторан, рекомендованный самим Дронго. Находившийся рядом с музыкальной академией, ресторан «Фаэтон» был известен и любим многими бакинцами. Он занимал большое подвальное помещение под старым домом и отличался хорошей кухней. Хозяйка ресторана, очаровательная молодая женщина, встретила их как добрых знакомых. Она уже много лет была знакома с Дронго.
Заказав еду, они устроились в одном из кабинетов на мягких подушках за занавеской. Днем посетителей обычно бывает гораздо меньше, чем вечером, как, впрочем, во всех хороших ресторанах во многих городах мира. Не был исключением и «Фаэтон».
– Теперь можешь объяснить более подробно, – предложил Эдгар.
– Господин Жаботинский хотел предупредить меня, что мне угрожает опасность. Иранцы приняли решение о моей ликвидации.
