Их словно прокляли, обрекая на тысячи лет беспрерывных раздоров и войн, подумал Дронго. Получается, что самый стабильный период в жизни народов Югославии был во время диктатора Тито, когда все республики почти сорок лет жили в мире и спокойствии, а Югославия была одним из признанных туристических центров Европы.
Он вернулся в здание вокзала, прошел к своему поезду. В вагоне первого класса никого, кроме него, не было. Он сел у окна, и поезд медленно тронулся. Сорок пять человек, снова вспомнил Дронго. И среди них должен быть убийца. Хотя нет, наверное, он считает неправильно. Сорок четыре. Все-таки Софию нужно исключить из числа подозреваемых. Так будет правильно.
Глава 16
В свой отель Дронго вернулся к половине восьмого. Электричка шла сорок четыре минуты, остальное время он прошел до «Марриотта» пешком. В своем номере сразу сел за ноутбук, просматривая полученные сообщения. Среди них было сообщение от Павла Орлича из Белграда. Тот успел проанализировать списки, которые ему выслал Дронго, и прислал свой список, состоящий из шести фамилий. Орлич писал, что эти люди могли встречаться с Марко Табаковичем во время боснийской войны. Дронго начал просматривать этот список. Андро Бенкович стоял первым. Собственно, этого и следовало ожидать. Он и не скрывал, что сразу узнал бывшего командира батальона сербского корпуса. Затем шли трое прибывших из Боснии – Халил Иззет, Аржан Милутинович и Салех Каримович. Орлич подчеркивал, что все трое были во время войны в Боснии и могли встречаться с Табаковичем. Пятым шел Зейнал Рамовш, прибывший с делегацией Косово. Орлич особо отмечал, что этот албанец сражался в частях 28-й дивизии, воевавшей против отряда генерала Крстича, который в те годы был еще подполковником. И, наконец, шестая фамилия встречалась впервые. Это была женщина. Мирца Тунджич в начале девяностых жила в Боснии, а в девяносто восьмом переехала в Скопье, где работала в книжном издательстве. Ей было сорок девять лет. Дронго вспомнил – эксперты считали, что удар могла нанести женщина, однако сразу отмели этот вариант, так как женщина навряд ли будет заходить в мужской туалет. А если она была в состоянии аффекта и не совсем понимала, что именно делает, когда шла вслед за своей жертвой? Сыщик снова прочел фамилию неизвестной, приехавшей в составе македонской делегации. Сколько у них еще «скелетов в шкафу»?
К завтраку он спустился в половине девятого. За столиком одиноко сидела фройляйн Зудхоф. Она была в сером платье, вокруг шеи повязан цветной платок. Увидев входившего Дронго, Мадлен скривила губы и отвернулась. Он положил на свою тарелку несколько кусочков сыра, взял хлеб и подошел к ней. Не спрашивая разрешения, уселся напротив и поздоровался:
– Доброе утро, Мадлен.
– Я вас не приглашала, – отрезала она.
– Именно поэтому я к вам и подошел. Не понимаю, почему вы так плохо ко мне относитесь? В чем дело? Почему я так сильно вас раздражаю?
– Этого я вам не говорила.
– Необязательно говорить. Мне достаточно видеть.
– Вы умеете читать чужие мысли? – холодно спросила она.
– Чтобы читать ваши мысли, необязательно быть тонким психологом. Все ваши эмоции отражаются у вас на лице.
– А вы не смотрите, – посоветовала Мадлен. – У вас столько своих забот. С одной стороны, вы спасаете человечество от террористов, с другой – ищете убийцу, а с третьей – успеваете приударить за дамами. Просто человек эпохи Возрождения, – зло добавила она.
– Насчет террористов и убийцы мне понятно, а насчет «приударить» – не совсем. Разве я вас чем-то обидел?
– Я говорила не о себе – слава богу, за мной вы еще не ухаживали. Я говорю о той сербской красавице, к которой вы поехали на полицейской машине в Майнц.
– Откуда вы знаете? – изумился Дронго. Он никому не говорил об этом и вернулся в город только полчаса назад.
– Знаю, – ответила фройляйн Зудхоф, – и даже знаю, что вы провели там всю ночь. Утром я занималась бегом и видела, как вы воровато возвращались в отель.
– Я должен давать отчет сотрудникам вашего издательства, где провожу свои ночи? – ехидно спросил Дронго.
– Нет, не должны. Но не делайте вид, что вы там не были. Вы – типичный представитель мужских самцов. Агрессивный, самоуверенный, самовлюбленный, безапелляционный.
– Подождите, подождите. Я, кажется, догадался. О том, что Фюнхауф дал мне машину, знали только профессор Дюнуа и Грисбах. Видимо, о том, что я уехал в Майнц, вам рассказал Дюнуа?
– Это неважно, кто мне рассказал. Я говорю о вашем поведении. Впрочем, это ваше дело.
– Правильно. Но почему тогда вы так нервничаете?
– Я не нервничаю, а возмущаюсь. Вы знакомы с этой дамой только несколько дней, но уже решили поехать к ней в отель и остаться там на всю ночь… Как это гадко и мерзко! – с чувством произнесла она.
«Кажется, я понял, – подумал Дронго, когда услышал ее последнюю фразу. – Кажется, я начинаю понимать, почему она так бурно на меня реагирует».
– А где ваша подруга? – поинтересовался он вслух.
– Это не ваше дело, – снова огрызнулась Мадлен.
– Вы с ней, очевидно, повздорили и свое раздражение решили выплеснуть на меня. Дюнуа случайно рассказал вам о том, как я попросил машину у Фюнхауфа, чтобы срочно до-ехать до отеля в Майнце. Вы увидели, как утром я возвращаюсь в «Марриотт», и сделали правильный вывод. Но я тоже умею делать выводы, фройляйн Зудхоф. Это была ваша подруга? Ваша интимная подруга?
– Я уже сказала, что это не ваше дело, – повторила она, несколько смутившись.
– Конечно, не мое, – согласился он. – Только хочу вам заметить, что если бы в мире не существовало самцов, как вы изволили выразиться, то вы никогда не появились бы на свет. Самцы еще бывают нужны для обычного воспроизводства людей.
– Не нужно оправдывать свое моральное беспутство интересами человечества, – резко проговорила Мадлен, – я имела в виду ваш конкретный случай.
– Я тоже говорю о вашем конкретном случае. Это была ваша подруга?
– Предположим. Что из этого?
– Ничего. Я никогда и никого не осуждаю. Если вам нравится подобный образ жизни, на здоровье. Только не надо осуждать других. Вы с самого начала невзлюбили меня как ярко выраженного «самца». Честно говоря, это действительно так, и я ничего не могу с собой поделать. Как и вы не хотите менять свою явно выраженную ориентацию. Вы ведь предпочитаете женскую любовь?
– Да, я лесбиянка, – гордо подняла голову Мадлен, – но я все равно не лезу в постель с кем попало. Мы знакомы с моей подругой уже несколько лет.
– Очень похвально, – кивнул Дронго, – но это исключительно ваше личное дело. Я ведь не осуждаю вас за ваши взгляды или встречи, почему же вы считаете возможным осуждать меня?
– Я вас не осуждаю. Я говорила, что не понимаю вашего поведения. Это не осуждение, это непонимание.
