– Я вам ничего не должен за охрану? – уточнил Дронго.
– Пока ничего, – засмеялся Вахтанг Георгиевич. – Но будьте осторожны, могут появиться и другие «охранники».
– Это я всегда помню. Только скажите – для чего?
– Не знаю. Это прерогатива наших клиентов. Нам платят за сбор информации, и мы делаем то, что можем. У нас небольшое частное агентство, а настоящих профессионалов сейчас почти не осталось.
– Я понял, – сказал Дронго, – в следующий раз вы пошлете за нами отряд юных следопытов.
– С вами приятно разговаривать, – снова рассмеявшись, признался Гибрадзе.
– Не могу сказать, что разделяю ваши чувства, – ответил Дронго. – До свидания – Он положил трубку и повернулся к Эдгару: – Все слышал?..
– Остается узнать, кто этот клиент, который заранее знал, что мы появимся у Старовских, – сказал Вейдеманис.
– Думаю, что мы это скоро узнаем, – ответил Дронго. – А сейчас ты можешь спокойно ехать домой. Господин Гибрадзе наверняка же знает и адрес твоего дома. Но самое забавное, что у него типичный грузинский акцент, а это значит, что Вахтанг Георгиевич никак не может быть тем самым Моисеевым, с которым разговаривал Звирбулис, иначе он бы обязательно отметил этот акцент.
– Тогда нужно искать другого человека. Может, поискать среди адвокатов? – предложил Эдгар.
– Я почти убежден, что Моисеев, как и Бочкарев, – вымышленные фамилии. Зачем неизвестному сообщать свое настоящее имя такому нечистоплотному человеку, как Звирбулис? Нет, если будем искать Моисеева, боюсь, мы никого не найдем. Возможно, нам мог бы помочь Гибрадзе. Нужно продумать, как еще раз на него выйти. А пока поедем утром на встречу с Максаревой и попытаемся узнать, кто и зачем арестовал ее сына.
– Утром я заеду за тобой, – пообещал Эдгар, собираясь уходить.
– Будь осторожен, – сказал на прощание Дронго. – Если мы на верном пути, то кто-то намеренно мстит этой шестерке, и тогда, возможно, убийство сына Мухамеджанова не случайное.
– Я об этом помню, – кивнул Вейдеманис.
На следующее утро он приехал к своему другу раньше обычного и ждал его в машине, перед домом. Автомобиля «Ниссан» на этот раз нигде не было. Они подъехали к дому Максаревых на Большой Никитской. Дронго перезвонил Делии, и она вышла уже через пять минут. Элегантная женщина в светлом плаще, вокруг шеи завязан темный шарф, стильная прическа, длинные волосы, почти до плеч, тщательный макияж, темные очки. Она без колебаний села в салон автомобиля, внимательно оглядела Дронго, сидевшего на заднем сиденье, и Эдгара – на переднем. Затем удовлетворенно кивнула.
– Чем вы душитесь? – спросила она у Дронго. – В салоне сразу чувствуется аромат парфюма. Что-то знакомое.
Он, улыбнувшись, ответил.
– Я так и подумала, – кивнула Делия, – сразу почувствовала знакомый аромат. Итак, куда мы поедем?
– Куда хотите.
– Учтите, что у нас не так много времени.
– Тогда в какое-нибудь кафе, где-нибудь поблизости, – предложил Дронго. – Или еще лучше, отъедем подальше от вашего дома, чтобы мы могли побеседовать. Крайне нежелательно, чтобы сейчас нас видели вместе.
– Как хотите. Только потом привезете меня обратно. Мне еще нужно взять свою машину и поехать к следователю.
– В таком случае мы поговорим прямо в машине, – решил Дронго.
Водитель отъехал от дома, свернул на соседнюю улицу и остановился.
– Посмотри, нет ли рядом друзей «Ниссана», – попросил Дронго.
Водитель согласно кивнул и вышел из автомобиля.
– Извините, что мы решили вас побеспокоить, – начал Дронго, – но нам было просто необходимо с вами встретиться. Петер Кродерс сказал, что знал вашего сына с детства, и сомневается в том, что его могли обвинить в таком тяжком преступлении, как сбыт и хранение наркотических веществ.
– И тем не менее обвинили, – с горечью произнесла Максарева.
– Вы можете рассказать нам более подробно, что именно произошло с вашим сыном?
– Конечно. Хотя мне до сих пор непонятно, как такое могло произойти. Игорь всегда хорошо учился и был просто образцовым сыном. Это не потому, что я как мать хочу его выгородить. Он действительно был хорошо воспитанным и умным мальчиком. Его воспитывала моя мама. Он окончил институт, стал программистом, попал на работу сначала в нашу компанию, а потом в представительство компании «Эрикссон». В таком молодом возрасте он уже был ведущим специалистом по компьютерным технологиям, очень прилично зарабатывал. Зачем ему хранить или употреблять наркотики? Хотя он жил один, на своей квартире, мы часто с ним виделись, часто общались. Если бы я почувствовала что-то неладное, то первая забила бы тревогу. Но все было нормально, пока не арестовали одного его знакомого, с которым он учился вместе в институте. Некто Алиджан Хасанов, кажется, из Нальчика. Они дружили, и Игорь хорошо знает его сестру. А Хасанов дал показания, что получил наркотики от Игоря. Подробности я узнала позже, у следователя. После показаний Хасанова к Игорю приехали домой и нашли у него два пакета наркотиков. Он не мог внятно объяснить, откуда они у него появились, и его арестовали. Сейчас он в следственном изоляторе, и ему предъявили обвинение в хранении и сбыте наркотиков. Адвокат говорит, что сбыт наркотиков можно будет оспорить, но хранение бесспорно, так как эти два пакета нашли у Игоря дома. Следствие шло два месяца, и Игорь категорически все отрицал, но не мог объяснить, каким образом эти проклятые пакеты оказались в его квартире. Я с самого начала была уверена, что это провокация, направленная против моего сына.
– Вы считаете, что наркотики ему подбросили?
– Я бы очень хотела в это верить, – вздохнула Максарева, – но на этих проклятых пакетах отпечатки пальцев Игоря. Адвокат говорит, что это бесспорная улика.
– Следствие уже закончено?
– Да, закончено. Адвокат и Игорь знакомятся с делом перед его направлением в суд. Игорю грозит до восьми лет тюрьмы. Первое время я думала, что просто сойду с ума, сейчас немного успокоилась, но при одной мысли, что Игорю могут дать восемь лет тюрьмы и сломать ему жизнь, я чувствую, как меня колотит от волнения.
– Кто вел следствие?
– Следователь Тихомиров из Следственного комитета. Вадим Григорьевич Тихомиров неплохой человек, он довольно участливо отнесся к нам, разрешал встречи и передачи. Мой отец дважды с ним встречался. Папа задействовал все свои связи, вышел на каких-то больших начальников в прокуратуре и Следственном комитете и узнал все подробности. Единственное, что мы никак не можем понять, – почему Игорь не знает, откуда взялись эти наркотики. Мы все уверены, что он никогда ими не пользовался, но он ничего вразумительного не может объяснить.
– У кого могли быть ключи от его квартиры?
– У самого Игоря, а дубликат – у меня. Надеюсь, вы не думаете, что это я могла подбросить пакеты с наркотиками своему сыну?
