– Ничего неизвестно. Он уехал на юг и пропал где-то в горах.
– Вы считаете, что эти письма связаны с убийством госпожи Лунгул?
– Не знаю. Но Тальвара пока не нашли.
Сиди Какуб посмотрел на сидевших впереди Уислера и Гордона и спросил:
– Вы подозреваете профессора Гордона?
– Пока нет. Но он явно что-то недоговаривает.
– А мне не понравился господин Теодореску, – признался Сиди Какуб.
– Почему?
– Он вел пресс-конференцию так, словно нарочно хотел раззадорить журналистов и вызвать еще больший скандал.
– В любом случае он вне подозрений, его не было с нами в гостинице.
– Не было, – кивнул Сиди Какуб, – я узнавал, что он приехал сюда как раз ночью, когда мы были в отеле. Он регистрировался, и у него абсолютное алиби.
– Что и требовалось доказать, – пробормотал Дронго. – Значит, у нас не так много подозреваемых, если исключить нас с вами.
– Мы оба понимаем, что не могли совершить подобную глупость. Но знаем и то, что мы – самые опытные эксперты в этой группе. Не только потому, что единственные. Поэтому нам следует немного подозревать друг друга.
– Мы и так подозреваем всех, кого можно.
Остановку сделали на каком-то горном перевале в районе местечка Билбар. Сотрудники полиции заказали себе два кофе. Вышедшие из машины Татьяна и Илона брезгливо осмотрелись и вернулись в салон автомобиля. Колесников взял для них две бутылки минеральной воды. Остальные гости, выйдя из автобуса, охотно покупали сандвичи и соки.
Катиба неожиданно подошла к Дронго.
– Я слышала ваш разговор с Сиди Какубом. Не хотела к вам подходить, но решила, что будет лучше, если скажу. Прошлой ночью я видела, как он стучался в дверь госпожи Эужении.
– Когда это было? – тихо спросил Дронго.
– Примерно в час ночи или чуть позже.
– Почему вы не сказали об этом следователю?
– Я не такой опытный эксперт, как вы, господин Дронго, – нервно произнесла Катиба, – но у меня есть некоторый опыт работы в спецслужбах. Дело в том, что он не мог быть убийцей; ведь после часа ночи к ней входил господин Брынкуш, которого видел Тромбетти в половине четвертого утра. Просто я хотела вас предупредить.
– И он был одет в другую одежду, – уточнил Дронго, – в европейскую. Правильно?
– Да, – удивилась Катиба. – Откуда вы знаете?
– Догадался, – вздохнул Дронго.
Он подошел к сидевшему за столиком Гордону как раз в тот момент, когда от него отошел Уислер.
– Нашли Тальвара? – спросил Гордон.
– Нет, – ответил Дронго, – пока никаких известий. Почему вы не сказали следователю об этих письмах с угрозами?
– Не понимаю, какое отношение они имеют к убийству несчастной женщины, – быстро ответил Гордон.
– Почему вы ничего не сказали? – упрямо повторил Дронго.
– Я сообщил об этом только вам, считая, что вы можете помочь в случае необходимости. Я не хотел, чтобы о моих личных проблемах узнали другие.
– Поэтому спрятали письмо и не сообщили о нем принимающей стороне, – настаивал Дронго.
– Не нужно так громко, – оглянулся Гордон. – Я доверил вам тайну, а вы кричите.
– Почему вы не хотите, чтобы об этих угрозах узнали все остальные? Кому из румынских дипломатов вы сообщили о письме?
– Это допрос? – поморщился Гордон. – Я не стану отвечать на ваши вопросы. Я просил вас о помощи, а вы пытаетесь сделать из меня обвиняемого.
– Вы никому не говорили о письме в Румынии, – убежденно произнес Дронго. – В отличие от вас профессор Вундерлих сразу сообщил о письме. – Он не стал уточнять, что Гордон разговаривал со своим немецким коллегой за неделю до приезда. Ему хотелось попридержать этот козырь до приезда в Трансильванию, куда так очевидно рвался американский профессор.
– Это его личное дело, – ответил Гордон. – Я хотел, чтобы вы меня защитили, мне так много рассказывали о ваших необыкновенных способностях… Но сейчас забудьте обо всем, что я вам говорил. – Он поднялся и пошел еще за чашечкой кофе.
«Кажется, Брюлей прав. Это уже сумасшедший дом, – проворчал Дронго, – у всей группы какие-то идиотские секреты друг от друга». Повернувшись, он едва не столкнулся с Сиди Какубом.
– Мне показалось, что профессор Гордон уже жалеет о своей откровенности, – сказал араб. – Возможно, он не думал о подобном развитии событий. Я услышал, что́ именно он сказал вам перед уходом.
– Вы специально подслушивали?
– Нет. Но мне было интересно услышать, о чем вы с ним говорите.
– Почему вы не сказали мне, что тоже входили в комнату погибшей в ту ночь? Зачем вы переоделись в джинсы и белую рубашку, спускаясь якобы за чаем? Вы постучались к ней примерно во втором часу ночи.
– Значит, кто-то уже сообщил вам о моем визите, – покачал головой Сиди Какуб. – Я так и думал. Кто-то видел, как я входил к ней в комнату…
– И вы два дня морочите мне голову и ничего не говорите, – разозлился Дронго. – Зачем вы туда ходили? Вы же считали, что мы с вами вне подозрений.
– Надеюсь, все так и останется, – холодно ответил Сиди Какуб. – Я ходил к ней узнать насчет ее доклада. Эужения должна была сделать доклад по нашим эмигрантам, проживающим в Италии. Но она сообщила, что не успела забрать с собой документы и передаст мне их в Бухаресте.
– Вы же говорили, что она настоящая экстремистка и у вас были неприятности после ее визита в Тунис.
– Все правильно. Я и сейчас не отказываюсь от своих слов. Она была очень радикально настроенным человеком, и у меня действительно были неприятности.
– Что не мешало вам с ней контактировать.
– Эужения – эксперт Европарламента и, возможно, могла стать докладчиком по вопросу положения иммигрантов в странах Европы. Она ведь занималась не только цыганами, но и нашими беженцами, которые бегут на Сицилию, иногда переплывая даже в лодках и на плотах.
– Поэтому вы переоделись? Хотели убедить ее, что вы не только «магрибский маг», но и вполне цивилизованный западный человек.
– Да, – без тени смущения кивнул Сиди Какуб, – именно поэтому. Она считала, что современная Европа обязана быть примером толерантности и терпимости по отношению ко всем прибывающим туда людям. А мне нужно было показать, что я готов воспринимать и европейские ценности. Эужения просто не могла понять, что Европа не может переварить такое количество пришельцев.
– Тогда почему вы ничего мне не сказали?
– Не хотел вас смущать. Ведь мое появление у нее в комнате могло быть неправильно истолковано.
– Что я обязательно и сделаю, – сказал Дронго. – Теперь буду знать, что вы тоже в числе подозреваемых. – И отошел, чувствуя, как в нем нарастает раздражение.
