– Очень хорошо, тогда давайте проверим, какой был заказ на тот день, – предложил Дронго.
– Конечно, сейчас распоряжусь, чтобы принесли книгу. Может, вы что-нибудь съедите?
– Нет, спасибо, мы недавно завтракали. Нас интересует книга заказов.
– Конечно, – повторил Ландольфи и крикнул кому-то из сотрудников, чтобы принесли книги заказов за последние несколько месяцев. – У нас они заканчиваются достаточно быстро, – пояснил он с улыбкой.
– А как с посудой? Они не просят ее или вы посылаете свою?
– Если просят, то, конечно, посылаю. Но у них имеется своя, так что они никогда не просят. Где книги заказов? – закричал он снова.
– Последняя на кухне, а другие не можем найти, – сказал кто-то из официантов.
– Извините. – Ландольфи поднялся и быстро поспешил на кухню.
– Я не знаю итальянского и не совсем понимаю, зачем мы сюда приехали, – тихо проговорил Орлич. – Или вы думаете, что вице-премьера могли сначала отравить, чтобы он был в бессознательном состоянии, а потом задушить?
– С такой фантазией нужно писать детективы или фантастические истории, – посоветовал Дронго. – Конечно, никто не травил ни Баштича, ни его гостей. Но меня интересует совсем другое. Я тебе потом объясню, а сейчас пусть он принесет нам свои книги заказов.
Он не успел закончить фразу, как из кухни появился торжествующий Ландольфи с двумя большими журналами в руках. Снова уселся на свое место, надел очки, раскрыл один из них и печальным голосом спросил:
– Вас интересует тот самый роковой день, когда убили господина вице-премьера? – Печаль ему явно не шла, он выглядел достаточно комично.
– И предыдущий день тоже, – попросил Дронго.
– Но в предыдущий день они не делали заказов, – проверил по журналу Ландольфи. – Абсолютно точно, у нас не было никаких заказов от них.
– А обед и ужин они заказывали в день встречи?
– Нет. Вот здесь все указано. Ужин на пятерых был заказан еще за три дня до встречи. Вот число и даже время, когда был оформлен заказ. А обед на четверых был заказан за два дня до этого. Здесь тоже проставлена дата и время. Но, конечно, если говорят, будет четверо, я отправляю туда гораздо больше продуктов. Нужно сказать, что они очень приличные клиенты, никогда не торгуются и всегда исправно платят по счетам… – Он вдруг понял, что сказал лишнее, и, достав носовой платок, сконфуженно высморкался.
– Вам не кажется, что было бы правильнее, если бы за подачей этих блюд следил бы кто-то из вашего персонала?
– Вы абсолютно правы, синьор. Ведь я отправляю не просто еду, а компоненты для успешной симфонии. Нельзя мешать один соус с другим или добавлять зелень куда попало. Но наших людей туда категорически не пускают. Я уже смирился с этим, хотя часто посылаю туда небольшую шпаргалку для обслуживающего персонала.
– Давно вы переехали в Сербию?
– Не так давно. После того как Черногория отделилась, я переехал сюда и решил, что теперь должен наконец найти место, где смогу работать оставшиеся годы жизни. Мне здесь очень нравится. Прекрасный климат, очень любезные и благодарные люди. Какие у них сердца, как они умеют петь и танцевать! Какие здесь красивые и целомудренные женщины! Я сказал своей семье, что собираюсь остаться здесь надолго. Моя жена умерла еще восемь лет назад, и я оставил свое хозяйство старшему сыну. У него есть ресторан в Неаполе, который тоже называется «У Бруно». Бруно Ландольфи – так звали моего отца. И теперь в мире уже два ресторана «У Бруно», и я надеюсь, что скоро мой младший сын откроет третий ресторан в Пизе. И нас станет уже трое.
– Не сомневаюсь, что все так и будет. Спасибо, синьор Ландольфи, вы мне очень помогли. – Дронго пожал пухлую ладошку сияющего от счастья хозяина ресторана. «Есть люди, которые обладают такой позитивной энергетикой, – подумал он. – Наверное, все хорошие шеф-повара и должны быть такими. Ведь они действительно доставляют радость своим клиентам».
Они вышли на улицу. Рядом с их машиной стояли еще две. Очевидно, кто-то решил, что визит в ресторан может означать раскрытие некоей тайны, неизвестной до сих пор следователям. И когда Дронго с Орличем сели в салон своего автомобиля, сразу несколько человек поспешили войти в ресторан. Видимо, они собирались допросить синьора Ландольфи и уточнить, какие именно вопросы ему задавал приехавший гость.
Дронго откинулся на спинку сиденья.
– Теперь обратно, в прокуратуру. Мне нужно обязательно встретиться с супругой погибшего.
– Она сейчас в Мюнхене и, насколько я знаю, не собирается сюда приезжать, – предупредил Орлич.
– Значит, я прямо сегодня полечу в Мюнхен, – сказал Дронго. – Постарайся узнать, какой ближайший рейс из Белграда. Если не будет самолета сегодня, вылечу завтра утром. Мне просто необходимо срочно с ней встретиться.
– Нашим руководителям это может не понравиться, – заметил Павел. – Одно дело, когда вы проводите расследование здесь, и совсем другое, когда во время расследования бросаете все дела и улетаете в Мюнхен. Они могут вас не понять.
– Перебьются. Я объясню им, что лечу за свой счет и не собираюсь тратить их деньги. Можете взять мне билет туда и обратно. Кстати, надеюсь, что фрау Хейнкесс-Баштич говорит по-английски, я ведь не знаю ни немецкого, ни сербского.
– Она тоже не знает сербского, – ответил Павел, – но английский знает хорошо. И еще, кажется, французский. Но вы тоже знаете много языков, разве не так?
– К огромному сожалению, не так. В Баку, где я вырос, многие знали по нескольку языков. Русский и азербайджанский были обязательными для общения, но многие знали еще армянский и грузинский. А те, кто хорошо владел азербайджанским, разумеется, знали и понимали турецкий, который почти идентичен азербайджанскому. Многие из местных бакинцев неплохо говорили и на фарси, ведь по другую сторону реки Араз жило в два раза больше азербайджанцев, чем на севере. В девяностые появилась мода на английский, и теперь не знать английского языка просто стыдно, учитывая, какое количество иностранцев хлынуло в город из-за нового нефтяного бума. А знание итальянского – заслуга моей супруги Джил. Других языков я, к сожалению, не знаю. И очень этого стыжусь. Особенно незнания французского и испанского, которые нужно было давно выучить. В Европе все образованные люди говорят на трех-четырех основных европейских языках.
– Но вы знаете пять или шесть, – напомнил Павел.
– И не знаю такого красивого языка, как французский, или такого грандиозного, как испанский. В моих расследованиях они часто могли бы мне помочь, Павел, но сейчас об этом уже поздно сожалеть. Хотя, если честно, я думаю, что никогда не поздно. И надеюсь, что смогу еще овладеть французским.
Они улыбнулись друг другу.
– Знаешь, о чем я сейчас подумал? – продолжил Дронго. – Ты абсолютно прав, когда говоришь о недовольстве вашего руководства, если я так неожиданно улечу. Но еще хуже, что меня может не принять фрау Хейнкесс. Может, будет правильно, если и ты полетишь вместе со мной? С одной стороны, ты – капитан службы безопасности и тебе доверяют, если приставили ко мне переводчиком. С другой – ты лично знаешь фрау Хейнкесс, и, надеюсь, она тебя тоже запомнила. Ну и, наконец, мне будет не так грустно одному, и ваше руководство охотно отпустит нас двоих. Хотя я думаю, что Вукославлевич или кто-то ему подобный все равно отправит за нами еще парочку-другую наблюдателей. Остается последний вопрос. Ты гражданин Сербии, и поэтому тебе нужна виза для проезда в страну Шенгенской зоны.
