— Ты же говорил, что играл в детстве с самим Каспаровым, — напомнил Вейдеманис.
— Две партии, — оживился Дронго, — сразу две партии. Я был еще мальчишкой, когда приехал во Дворец пионеров, где играли ребята моего возраста. Среди них сидел маленький темноволосый мальчик, который был гораздо младше нас всех — на несколько лет. Мне сказали, что он самый сильный игрок. Я и в детстве был выше всех своих сверстников, поэтому сел напротив него, чтобы преподать урок этому клопу. Он играл белыми — и разгромил меня просто в пух и прах. Признаюсь, что я разозлился и предложил ему сыграть еще одну партию. На этот раз белые были у меня. Но он поставил мне мат черными еще быстрее. Как я тогда сдержался, сам не понимаю. Маленький мальчик, который был мне до пояса, меня обыграл! Потом я узнал, что это был местный вундеркинд Гарри Каспаров. Уже будучи взрослым, я дружил с его дядей — Леонидом Вайнштейном, прекрасным человеком с невероятным чувством юмора. И все время вспоминал, что счет наших личных встреч с Каспаровым — два ноль в его пользу.
— Похоже, ты этим гордишься, — улыбнулся Вейдеманис, усаживаясь за руль. Дронго сел рядом.
Зазвонил мобильный. Эксперт посмотрел на дисплей. Это была Эмма. Сейчас ему не хотелось с ней разговаривать, и он проигнорировал этот звонок. Эдгар медленно выезжал со стоянки. Дронго посмотрел на соседний дом, где переливалась яркая реклама известной фирмы.
— Баку был поразительным городом, — задумчиво сказал он, — особенно в период моей юности. Ты представляешь, там одновременно на небольшом пятачке жили Мстислав Ростропович и будущий академик Ландау, которого многие считают гением двадцатого века. Пел молодой Муслим Магомаев и рос мальчик Гарри Каспаров. Всех не перечислить, кто там только не был. Это был изумительный, полифоничный, космополитичный город, равного которому не было в мире. Может, только Одесса, пытающаяся приблизиться к Баку шестидесятых. Южный город у моря… Но в Одессе не было такого вавилонского смешения народов, при всем уважении к этому веселому городу. Там было больше евреев, русских и украинцев. Может, еще греки. А в Баку был кипящий котел азербайджанцев, русских, армян, грузин, евреев, немцев, греков, лезгин, горских евреев… Формировалась своя особая среда, свой неповторимый колорит и социум. Старые бакинцы до сих пор помнят, как их команда победила в финале КВН одесситов, причем капитаном команды был сын выдающегося врача Соломона Гусмана — Юлий Гусман, а композитором команды — Леонид Вайнштейн. В Баку тогда звучал джаз из всех окон, а Союз композиторов возглавлял ученик Шостаковича — Кара Караев. Лучшие бакинские адвокаты были известны на весь Союз — Гольдман, Диккерман, Рохлин, Шатайло…
— Не слишком много еврейских фамилий? — усмехнулся Вейдеманис.
— Не очень. Учти, что евреям разрешали селиться на Кавказе и в Баку их проживало несколько десятков тысяч. В городе никогда не делили людей по национальностям. В одном дворе росли дети разных национальностей. Между прочим, Леонид Вайнштейн говорил по-азербайджански как настоящий азербайджанец и был женат на азербайджанке. А его брат, отец Гарри Каспарова, был соответственно женат на армянке. Вот такой был город моей юности.
Эдгар плавно вел автомобиль.
— Рига тоже была интересным городом, — сказал он задумчиво, — и тоже очень космополитичным и полифоничным. Но боюсь, что я не смогу так восторженно рассказывать о своей юности, если вспомнить все, что потом со мной произошло.
— В этом меньше всего виноват твой город, — заметил Дронго.
— Виноваты мы все, — немного подумав, ответил Вейдеманис. — Мы позволили опрокинуть нашу прежнюю жизнь, даже не захотев по-настоящему защитить ее. И поэтому меня просто выбросили из родного города и моей республики. Тебе еще повезло — тебя никто не выгонял из Баку.
— Ты знаешь, я об этом часто думаю. Очевидно, что существуют исторические процессы, которые невозможно остановить или изменить. История развивается независимо от нашего желания или воли. Даже выдающиеся люди часто лишь выносятся на волне этого процесса, оказываясь в нужное время в нужном месте. Наверное, так же сожалели о своем опрокинутом мире царские офицеры, собираясь где-нибудь в Париже или Белграде и оплакивая свой прежний мир. Наверное, сожалели, что не могли защитить его должным образом, уступив его новым хозяевам их страны. Потом этих «хозяев» почти всех перебили в тридцатые годы. Пришли другие, потом третьи. В девяностые снова все поменялось. Наверное, так и должно быть. Застоя в истории просто не бывает, иначе это была бы не мировая история живых людей, а лишь сухие цифры прошедших лет и технические характеристики человекоподобных машин. Может, когда-нибудь так и будет. Но пока «конца истории» явно не предвидится. Двадцать первый век начался одиннадцатого сентября — эта расхожая фраза уже всем надоела, но это правда; как и двадцатый век начался выстрелами в Сараево. Очевидно, мы обречены на существование в этих меняющихся условиях. Возможно, шестидесятые и семидесятые годы прошлого века были лучшим временем для наших народов и наших городов, сумевших прожить некоторое время в относительной стабильности. Возможно, что это так.
Снова позвонил телефон. Дронго достал аппарат.
— Это Резунов, — услышал он знакомый голос, — мы почти закончили. Скоро возвращаемся обратно. Здесь остаются работать эксперты. Это точно труп соседки, нет никаких сомнений. Кстати, Баратов обратился ко мне и попросил передать вам привет, когда я буду с вами разговаривать. Он, видимо, понимает, что вы будете волноваться, и я обязательно вам позвоню.
— Не доверяйте ему, — попросил Дронго, — и возвращайтесь скорее.
— Сегодня ночью мы будем в Москве, — пообещал Резунов.
Глава 8
@Bukv = Конечно, в шахматы он Вейдеманису проиграл. Тот играл гораздо сильнее, на уровне кандидата в мастера. Домой Эдгар привез своего друга уже в половине одиннадцатого вечера. Войдя в квартиру, Дронго обнаружил четыре телефонных звонка Эммы. Журналистка не понимала, куда он пропал. Дронго решил, что ему нужно ей позвонить, и набрал ее номер.
— Куда ты исчез? — поинтересовалась она. — Я звонила весь день. Мобильный ты не поднимал, городской не отвечал. Я уже начала волноваться.
— Я был занят, — устало ответил он.
— Судя по голосу, тебя выжали как лимон. Можно узнать, чем именно ты занимался?
— Не тем, о чем ты думаешь, — буркнул он. — У меня были деловые встречи с мужчинами.
— Надеюсь. Иначе было бы слишком обидно — получить на несколько часов мужчину, который уже следующим утром изменяет тебе с другой.
— Я тебя честно предупредил, что женат.
— Разве это кому-нибудь мешало? По твоему голосу я поняла, что сегодня ты ко мне уже не приедешь.
— Правильно поняла.
— Жаль. Мне понравилось, как ты занимаешься этим видом спорта. Вполне уверенно, без комплексов и очень старательно…
Он почувствовал, что краснеет. Кажется, эта особа вообще не имеет никаких комплексов. Его трудно озадачить, но, похоже, Эмме это удалось.
