– Я буду все проверять лично, – пообещал Дронго, – но ваша уверенность делает вам честь. А сейчас давайте закончим наш разговор. Сегодня вы отправляете свою семью, а завтра оформляете краткосрочный отпуск и куда-нибудь уезжаете. Можете даже в другое место, необязательно вместе с семьей. Я думаю, что уже через неделю у нас будут какие-нибудь конкретные результаты.
– Хорошо, – согласился Субботин, немного подумав. – Я делаю это только ради жены и сына. Хотя я в этот бред наших пинкертонов все равно не верю.
– Спасибо. – Дронго поднялся. – Будьте осторожны. Постарайтесь сегодня не появляться в Париже. Так будет лучше.
– До свидания, – поднялся следом Субботин, – и учтите, что, если понадобится, я готов выступить даже на процессе Саламбека. В качестве свидетеля его защиты. И рассказать, как честно и мужественно он воевал в Афганистане.
Дронго протянул ему руку.
– Иногда думаю про себя, что занимаюсь ненужным и грязным делом, – признался он, – но, когда встречаю таких людей, как вы, Леонид Игоревич, начинаю понимать, что занимаюсь как раз нужным и полезным делом. И в свой актив я заношу вашу принципиальную позицию и сразу три спасенные жизни. Это не так уж и мало, даже для одной поездки во Францию.
Глава 14
Вечером Дронго вылетел во Франкфурт, чтобы сделать пересадку и отправиться в Минск, откуда можно было доехать до Витебска. В Минске пришлось остаться на ночь – поезд уходил только утром. Было уже очень поздно, почти полночь, когда он вышел на улицу немного прогуляться. Минск, да и сама Белоруссия, его всегда поражали. Это был какой-то уцелевший советский заповедник в самом лучшем смысле этого слова. Вежливые, интеллигентные люди, абсолютно чистые города, некое внутреннее спокойствие граждан, сумевших избежать потрясений, характерных для других республик. По Российскому телевидению почти на всех программах насмехались над президентом соседней страны, которая так искренне и так дружески относилась к России. В мире трудно было найти вторую страну, в которой симпатии к России были бы столь очевидны.
Но дело было даже не в белорусско-российских отношениях. Дело было в самих людях. Создавалось полное ощущение какой-то прозрачности и светлости людей, населявших эту землю. За всю свою жизнь Дронго ни разу не встречал непорядочного белоруса, лживого, вероломного, злого, мстительного. Ему просто такие никогда не попадались. Среди преступников, которых он изобличал, были представители всех народов и наций, от самых экзотических до самых близких соседей, но никогда не бывало белорусов. Словно народ сговорился жить так, как и следовало жить всем остальным, – по совести и вере в бога. Наверняка в самой республике были и проходимцы, и воры, и даже убийцы, но он никогда с ними не сталкивался. Дронго навсегда запомнил смешную историю, которая произошла с ним летом девяносто первого, когда он случайно оказался в Минске. За большим общим столом сидели две молодые женщины, каждой из которых было лет по тридцать или тридцать пять. Они чем-то неуловимо отличались от других. Он шутливо ухаживал за этими женщинами, пригласил их в свой номер, говорил длинные, льстивые тосты. А потом выяснилось, что обе дамы – офицеры милиции. Одна была капитаном, другая – старшим лейтенантом. Он всегда улыбался, вспоминая свою ошибку. В этой республике даже офицеры милиции могли быть симпатичными и приветливыми дамами, с которыми интересно было проводить время.
Но этот добродушный и мягкий народ не всегда был таким гостеприимным и добрым. Когда во время войны республику оккупировали фашисты, они узнали и настоящий характер этих мягких людей. Поднявшиеся на борьбу против оккупантов белорусы в массе своей уходили в партизанские отряды, взрывали мосты и дороги, беспощадно расправлялись с врагами. Республику с полным правом называли партизанской. И снова сравнения, от которых никуда не уйти. В соседних прибалтийских республиках формировались добровольческие легионы в помощь фашистам, на Украине националисты создавали свою армию, кавказские и среднеазиатские предатели формировали свои национальные части, а армия предателя Власова состояла из русских людей и представителей других народов, населявших Россию. В Белоруссии не удалось сформировать ни одного подобного соединения. Здесь просто не могли найти столько предателей и перебежчиков.
Есть народы, которые внесли великий вклад в культуру нашей цивилизации. Итальянцы, сделавшие реальностью эпоху Возрождения, фламандские художники, арабские ученые, персидские поэты, французские импрессионисты, немецкие композиторы, русские писатели – все это достояние человечества. Есть многострадальные народы, претерпевшие за время своего развития столько бед и страданий, что вообще непонятно, как они выжили. Есть народы, руководившие мировыми империями и сделавшие свои языки вселенскими благодаря своим завоеваниям, – англичане, французы, испанцы, даже португальцы. А есть такой народ, как белорусы, истинное величие которого в его характере. И если может быть нравственный пример народа-созидателя, то это белорусский народ – добрые соседи, никогда не нападавшие на других, отважные воины, всегда честно и до конца сражавшиеся за общее дело, и достойные люди, которым можно доверять и рядом с которыми можно жить.
Несмотря на поздний час, Дронго встретил несколько человек, прогуливавшихся в этот теплый воскресный вечер по улицам города. Почти каждый здоровался с незнакомцем, улыбался гостю, по-доброму приветствуя его. В отель эксперт вернулся умиротворенным. На следующее утро он выехал в Витебск. Уже из поезда он перезвонил всем участникам этой затянувшейся драмы. Сначала Эдгару Вейдеманису, находившемуся вместе с Чиладзе в Стамбуле. Убедившись, что у них все в порядке, он перезвонил Субботину. Тот сообщил, что уже отправил семью и собирается сегодня оформлять свой отпуск, но не более чем на семь дней. На следующей неделе ожидался визит министра иностранных дел во Францию, и посол просто не мог разрешить советнику не присутствовать на подобном мероприятии.
«Значит, у меня одна неделя, – понял Дронго, – неделя на поиски убийцы».
Третий звонок он сделал Горчилину. В трубке слышался шум проезжающих машин.
– Вы не остались в своем загородном доме, как я вас просил, – упрекнул его Дронго.
– Откуда вы знаете? – удивился Горчилин. – Вы ясновидящий?
– Перестаньте шутить. Я же просил вас никуда не ездить.
– А я не могу не ездить, – огрызнулся Горчилин, – у меня компания, я деловой человек. Не могу из-за Саламбека сидеть на одном месте и трястись от страха. Не получается. Вчера сидел, а сегодня мне нужно поехать в Москву по своим делам. Как вы догадались, что я не дома?
– Мне слышны сигналы проезжающих машин, – холодно пояснил Дронго. – Вы усложняете мою задачу. Мне будет трудно защитить вас, если вы будете так глупо вести себя.
– У меня важные дела, – упрямо повторил Горчилин, – и я не могу запираться за городом. Теперь мы точно знаем, кто именно убил Ахмета Эльгарова и наверняка Феликса Гордицкого. Поэтому я тоже не сидел без дела. У меня есть официальное разрешение на ношение оружия. И все четверо моих телохранителей вооружены. Если Саламбек попытается сунуться в Москву, мы его сразу пристрелим. Фотографии моего бывшего друга я раздал всем телохранителям. Как говорят в таких случаях: предупрежден – значит вооружен.
