Видно было, как он смягчается.
— Ты слышала о битве при Плесси, — сказал он. Это было утверждение, а не вопрос.
Я отрицательно покачала головой. Раз уж он заговорил, я не осмеливалась его перебить.
— А о Клайве Плессийском?
Я снова покачала головой.
— Кошмар, — сказал он. — Следует немедленно это исправить.
Какое отношение это все могло иметь к Ридли-Смитам?
Не стоило и пытаться угадать.
18
— Индия в те времена напоминала ад и рай, кипящие в каменном чайнике. Тем не менее, всем до смерти хотелось туда попасть — французам, голландцам, португальцам и да, англичанам тоже, и все ругались, выясняя, кто хозяин. Не говоря уже о мусульманах и монголах, цеплявшихся за то, что им по праву принадлежало.
Страну, изобилующую змеями, слонами, львами, леопардами, тиграми, реками, горами и малярией, сотрясало большее количество войн, чем у тебя пальцев на руках и ногах.
— Но почему? — спросила я.
— Бизнес, — ответил Альф. — Сельское хозяйство. Чай и древесина. Рис. Кофе и хлопок. Опиум.
— А, — протянула я с таким видом, будто все понимаю. — Кто победил?
— Разумеется, мы.
— А битва при Плесси? — уточнила я, пытаясь опередить его.
— В числе прочих, — сказал Альф. — Просто очередная битва. Хотя и одна из лучших. Бенгалия, Тричинополи, Пондичерри, Коромандел — теперь эти названия звучат не так громко, как тогда.
Он встал из-за стола и, открыв ящик буфета, вытащил две пригоршни столовых приборов: дюжину ножей, вилок и ложек, и бухнул это все на стол.
— Черная дыра Калькутты, — произнес он, снова усаживаясь. — Должно быть, ты о ней слышала?
— Нет, — ответила я.
— Сто сорок шесть англичан заперли в камере размером не больше кладовки в Букшоу. Июнь. Самый жаркий месяц в году. На следующее утро в живых осталось всего двадцать три человека.
Я на миг попыталась представить, как открываю дверь чулана Доггера, и оттуда на кухню вываливаются сто двадцать три мертвеца, а две дюжины выживших бедолаг испуганно съежились в темных углах. Но не могла. Невообразимо.
— Адская жара, — продолжал Альф. — Воздуха не хватает. Это убийство, самое настоящее убийство. Что ты будешь делать?
— Мстить? — спросила я, ответ мне казался логичным.
— Именно, мстить! — подтвердил Альф, ударив кулаком о столешницу, отчего столовые приборы подпрыгнули.
— И вот река Бхагиратхи, — продолжил он, быстро выложив нож. — А здесь… — он поставил солонку, — Сирадж-уд-Даула, последний наваб Бенгалии. Враг. Ему девятнадцать лет, и у него темперамент разъяренной кобры. И армия из пятидесяти тысяч человек, восемнадцати тысяч лошадей, пятидесяти трех пушек и сорока сотрудничающих с ним французов.
Альф внезапно оживился. Легко заметить, что он так же увлечен военной историей Британии, как я ядами.
— Дальше к западу стоит Клайв с тридцать девятым полком. Роберт Клайв. По профессии он даже не военный, если уж на то пошло. Он бухгалтер. Бухгалтер! Но британский бухгалтер. И, несмотря на это, однажды он привел своих людей на битву сквозь бурю, когда гремел гром, вспыхивали молнии. Туземцы подумали, что это какой-то бог войны.
Альф вздохнул.
— Были деньки, да, были деньки. Тогда, под Плесси, у него были три тысячи двести человек и девять ружей. Сезон дождей. Льет как из ведра. Противник превосходит нас больше чем в пятнадцать раз. Как ты думаешь, что сделал Клайв?
— Атаковал, — предположила я.
— Да еще как атаковал, — сказал Альф, взмахнув сахарной ложкой и бросив ее на стол так, что она подпрыгнула. — Сурадж-ад-Даула драпанул на верблюде, только пятки сверкали.
Он сбросил вилки и ножи армии наваба со стола на пол.
— Уберу попозже, — сказал он. — Пятьсот трупов. Потери британцев? Двадцать два трупа и пятнадцать раненых.
Я присвистнула.
— Как такое может быть? — спросила я.
— Наваб не сумел сохранить порох в сухости, — объяснил Альф. — Нельзя воевать с мокрым порохом.
Я с умным видом кивнула.
— Очень любопытно, — сказала я. — Что с ним стало?
— С навабом? Через неделю его казнил его преемник.
— А с Клайвом?
— Он перерезал себе горло много лет спустя в Лондоне.
— Бе-е-е, — выдохнула я, хоть мне и было интересно.
— Полагаю, ты удивляешься, почему я все это тебе рассказываю, — продолжил Альф.
— Немного, — призналась я.
— Потому что, — сказал Альф, внимательно наблюдая за моей реакцией, — одним из офицеров Его величества (это был Георг Второй, имей в виду) Тридцать девятого пехотного полка был предок миссис Ридли-Смит.
Я втянула воздух.
— Миссис Ридли-Смит? Жены члена городского магистрата? Матери Джослина?
— Именно, — сказал Альф. — Мир полон чудес, не так ли?
— Но откуда вы это знаете? — поинтересовалась я.
— Мне сказал старик Битти. Он работал садовником в Богмор-холле с юности до старости, лет шестьдесят или даже больше. Я ему помогал. Я был тогда совсем мальчишкой, но старик Битти радовался, что ему есть кому рассказывать свои истории. Прекрасным рассказчиком он был, старик Битти. Очень был им предан, Ридли-Смитам. Член городского магистрата привез его из Индии присматривать за садом. Из самой Калькутты. Великолепные цветы, говаривал старик Битти. Чертовски великолепные.
— Секундочку, — вмешалась я. — Я запуталась. Член городского магистрата Ридли-Смит был в Индии?
— В юности. Служил кем-то вроде окружного судьи. Познакомился там с женой. Ада, вот как ее звали. Ее семья жила в Индии целую вечность. Британцы, конечно же, но они жили там много поколений. Джослин родился там.
— А его мать?
— Она умерла.
— Она умерла, когда он родился?
— Так рассказывал старик Битти.
Ага! Вот, значит, как. Миссис Ридли-Смит действительно была той женщиной с печальными глазами на фотографии у Джослина.
— Она болела? — спросила я. — Имею в виду, до рождения Джослина.
— Она была нервной, — ответил Альф. — Закрытой. Проводила все время со своими солдатиками.
Он наблюдал за мной, улавливая мою реакцию.
— Солдатиками?
— Оловянными солдатиками. У нее были тысячи.
Я не могла поверить своим ушам. Оловянные солдатики? Взрослая женщина играет с оловянными солдатиками?
— Она покупала их для Джослина? — уточнила я.
