— Доггер, — спросила я, меняя тему со скоростью курьерского поезда, — что бы ты сказал, если бы я спросила тебя об ослабленных мышцах, вялых ладонях и подволакивающихся ногах?
— Я бы сказал, что вы снова побывали в Богмор-холле, — ответил Доггер с честным и преисполненным добродетели лицом.
— А если бы сказала, что не была там?
— В таком случае, мисс, мне бы пришлось спросить вас о дополнительных подробностях.
— А я бы тебе ответила, что встретила кое-кого с такими симптомами, а кроме этого — с большими круглыми немигающими глазами, без ресниц и бровей, с провалившимся носом, пятнистым коричневатым лицом и жуткими морщинами между бровями.
— А я бы сказал, хорошая работа, мисс Флавия. Весьма наблюдательное описание facies leonia — так называемого львиного лица. Уместно ли, если я поинтересуюсь, бывал ли этот человек в Индии?
— В точку, Доггер! — обрадовалась я. — В самую точку! Классический случай отравления свинцом, я полагаю?
— Нет, мисс, — ответил Доггер. — Классический случай болезни Хансена.
— Никогда о такой не слышала, — заметила я.
— Осмелюсь возразить, — сказал Доггер. — Более широко она известна как проказа.
Проказа! Ужасная болезнь, о которой нам всем рассказывали в воскресной школе, страшная болезнь, которой отец Дамиан
[50]
заразился от прокаженных Молокаи: побелевшая, покрытая коростой, шелушащаяся кожа, голубоватые язвы, сгнившие носы, отваливающиеся пальцы рук и ног и лицо, в итоге превращающееся в безнадежную развалину. Прокаженные Молокаи, которым мы регулярно посылали пожертвования, собираемые в воскресной школе.
Проказа! Тайный страх каждой девочки и мальчика в Британской империи.
Наверняка Доггер ошибается.
— Я думала, люди от нее умирают, — сказала я.
— Да. Иногда. Но в некоторых случаях она переходит в спящую форму, не развивается активно, и это может длиться годами.
— Сколько?
— Десять, двадцать, сорок, пятьдесят. По-разному. Нет общего правила.
— Она заразна? — спросила я, и внезапно меня охватило отчаянное желание вымыть руки.
— Не настолько, как можно было бы подумать, — ответил Доггер. — На самом деле почти не заразна. У большинства людей естественный иммунитет к возбудителю этой болезни — Mycobacterium leprae.
Годами я страстно мечтала расспросить Доггера, откуда у него такие обширные познания в медицине, и до сих пор мне удавалось сдерживать свой порыв. Это не мое дело. Даже легкий намек на его тяжелое беспокойное прошлое станет непростительным вторжением.
— Я сам знавал случай, когда папулы продромальной стадии…
Внезапно он умолк.
— Да? — подтолкнула я.
Такое впечатление, будто глаза Доггера упаковали свои пожитки и улетели в какое-то отдаленное место. В другой век, быть может, в другую страну или на другую планету. Спустя какое-то время он произнес:
— Как будто…
Как будто меня тут не было. Внезапно голос Доггера упал до шелеста листьев, вздохов ветра в исчезнувшей иве.
Я затаила дыхание.
— Бассейн, — медленно проговорил он, и его слова бусинами нанизывались на длинную нитку. — В джунглях… иногда вода чистая, и ее можно пить… иногда мутная. Погрузи в нее руку — и она исчезает.
Доггер вытянул дрожащую руку, чтобы прикоснуться к чему-то, чего я не видела.
— Она исчезла… или она там, невидимая? Кто-то ищет в глубинах, беспомощный, в надежде найти… что-то… что угодно…
— Все хорошо, Доггер, — сказала я, как всегда, и прикоснулась к его плечу. — Это не имеет значения. Неважно.
— О, но это имеет значение и это важно, мисс Флавия, — возразил он, поразив меня своей настойчивостью. — И может быть, сейчас более чем когда-либо.
— Да, — автоматически повторила я. — Может быть, сейчас более, чем когда-либо.
Я не совсем понимала, о чем шла речь, но была уверена, что разговор должен быть продолжен во что бы то ни стало.
Не меняя темы, я заметила мимоходом, как будто ничего не произошло:
— Не нарушая ничьей конфиденциальности, могу сказать, что человек, которого я имею в виду, это член городского магистрата Ридли-Смит.
В конце концов, если бы Доггер был со мной в склепе, он увидел бы его своими глазами.
— Я слышал о нем, не более, — ответил Доггер.
— А тот другой, о котором я спрашивала тебя раньше, это его сын Джослин.
— Да, припоминаю. Отравление свинцом.
— Именно, — сказала я. — Ты заключил, что я была в Богмор-холле.
— Я слышал разговоры о сыне, — продолжил Доггер. — Слуги говорят. На рынке ходят слухи.
— Но не о его отце? — подсказала я.
— Нет. Об отце нет. Во всяком случае, описание наружности.
— Бедный Джослин! — воскликнула я. — Если твой диагноз верен, его мать страдала от отравления свинцом, а отец — прокаженный.
Доггер печально кивнул.
— Такое случается, пусть даже мы делаем вид, что нет.
— Они будут жить? — спросила я.
Я медленно подвела разговор к самому важному вопросу.
— Сын — может быть, — ответил Доггер. — Отец нет.
— Странно, не так ли? — сказала я. — Начавшая развиваться проказа убьет его.
— Сама по себе проказа редко бывает смертельна, — заметил Доггер. — Ее жертвы, как правило, умирают от почечной или печеночной недостаточности. А теперь, если вы меня извините, мисс…
— Разумеется, Доггер, — ответила я. — Прости, что помешала. Знаю, у тебя дела.
Все висело на волоске. Доггер был на грани того, чтобы провалиться в один из своих «эпизодов». Я знала, что он просто хочет уйти в свою комнату и тихо развалиться на части.
Но худшее позади, по крайней мере сейчас, и ему надо дать возможность побыть в одиночестве.
— Что происходит, Дафф? — спросила я, врываясь в библиотеку с таким видом, как будто в Букшоу был обычный приятный день.
Моя сестрица удивительно проницательна, пусть даже она делает вид, что это не так. Если и правда звонили с плохими новостями, Даффи уже наверняка разнюхала все подробности.
По этой части она очень похожа на меня.
— Ничего, — ответила Даффи, не отрываясь от сортировки книг. Такое ощущение, что чувство трогательной близости, возникшее между нами во время нашего сестринского перемирия, утекло, словно песок в песочных часах.
