Все было точно так же: испачканный кровью угол, беспорядок на столе, окурки, дырка в фанерном остове балкона, три злосчастных метра и разбитый висок…
«Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Что там у нас повторяется во второй раз, как фарс?» — подумал Алексей, нагибаясь над телом управляющего. То, что он увидел, едва не заставило его рассмеяться, хотя обстановка тому и не соответствовала. Несколько раз обойдя злосчастное место, он присел на край дивана, обессиленный и раздавленный.
«Интересно, кто надо мной издевается: один человек или вся дружная компания? Только я зачем здесь оказался, вместо Петрушки, что ли?»
Леонидов поднял голову, приглядываясь к дыре в балконе. Павел Сергеев был значительно легче господина управляющего, поэтому сегодня из фанерных перил была с корнем вывернута еще одна секция. Рваный кусок свешивался вниз, возле дивана валялось несколько щепок.
Если они через день будут сигать с этого балкона, все снесут на хрен. Может, трамплин уже пора устанавливать прямо над столом и указатель: «Место для потенциальных покойников». Нет, даже в этой дырке есть сегодня что-то ненормальное. Так не бывает. Не, могу пока объяснить, отчего у меня появилось подобное ощущение, но так не бывает. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Надо повторять эти слова как заклинание через каждые пять минут, должно стать легче. Сволочь, ну, сволочь!
Кто эта сволочь, пока он для себя не определил, понятие оставалось абстрактным, без лица и без имени. Леонидов злился, никуда не уходил и сам не понимал, чего ждет. Как будто высшая, приглядывающая за земным порядком сила парализовала его волю и приковала к дивану — между пустой картонной коробкой из-под торта и вонючей пачкой от чьих-то сигарет. Наконец он посмотрел на часы. Прошло полчаса с тех пор, как он почувствовал себя полным идиотом.
На лестнице раздались грузные шаги тяжелого человека. Почти квадратная фигура Барышева едва вписалась в дверной проем. Минут пять он молча обозревал открывшийся взгляду вид на мертвого Валеру и добитого морально Леонидова. Все трое молчали: Иванов по причине смерти, остальные двое говорить не хотели. Наконец Барышев сообразил, что пора перейти к диалогу:
— Давно так сидишь?
— А ты пришел записаться в свидетели?
— Я пришел позвать тебя на завтрак.
— Что же не кричишь, руками не разводишь, не задаешь бестолковые вопросы? Или трупы для тебя вещи привычные, что пустые бутылки из-под водки?
— Я не баба, меня еще полгода назад в Чечню посылали, и трупов я видел побольше твоего. И среди них, между прочим, люди были, а не такая мразь. Так что уж извини, я пошел милицию вызывать.
— Ты к служебному телефону прямо как на работу. Показания, которые дадите, заранее все обсудили или как?
— Иди ты…
Барышев тяжело затопал вниз. Немного подождав, Леонидов заставил себя встать и снова закружил вокруг тела и стола. Потом он поднялся на балкон, прошелся по углам мансарды и осмотрел три запертые двери летних комнат, подергался в них на всякий случай, внимательно осмотрел замки. Один изучал особенно долго, потрогал его пальцем, постоял возле пролома в фанере, прикинул угол падения тела, высоту, возможность попадания на острый выпирающий предмет, снова спустился в холл. Тишина стояла, мертвая, никто не появлялся в коридоре, за дверями тоже не наблюдалось никакого движения. У Алексея создалось впечатление, что люди приникли к этим дверям с противоположной стороны и ожидают развития событий, опасаясь вмешиваться.
Он должен что-то делать. Леонидов решительно направился в люкс номер тринадцать, где не проявляла никакого беспокойства по поводу отсутствия мужа Татьяна Иванова. Стучать в дверь пришлось недолго: женщина действительно словно кого-то поджидала. Поэтому открыла быстро. Перед Алексеем стояла совершенно проснувшаяся, умытая и тщательно причесанная вдова в дорогом спортивном костюме. Недавно наложенная на лицо косметика явно прикрывала следы бессонной ночи.
— Здравствуйте, Татьяна. Не спится?
— Я рано встаю.
— Какое совпадение! А Валерий Валентинович, видимо, совсем не ложился.
— Мы поссорились вчера вечером, он, вероятно, ушел спать в боковую комнату.
— Что за комната такая! Чуть что — народ сразу туда, три кровати, и на каждой постелен комплект белья. Может, и управляющий направился туда вечером. Только не дошел.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ваш муж лежит в холле, заменяя на сей раз убиенного Павла Петровича. Он, увы, не дышит.
— Валерий умер? — Она удивилась этому сообщению не больше, чем известию о, затяжном дожде после жаркого безоблачного лета.
Татьяна прошлась по комнате, поправляя и без того идеально разложенные вещи.
— Я должна туда пойти?
— По-моему, как жене вам следует проявить хотя бы видимость глубокого горя.
— Послушайте, если бы вчера вы себя так не повели, ничего бы не случилось.
— Так я, оказывается, главный подозреваемый?
— Вы виноваты во всем. И нечего из себя строить дурака.
—: Я его не строю. Это вся ваша милая компания активно из меня дурака делает. Пойдите хотя бы поплачьте для приличия.
— Не переживайте, там есть кому устроить истерику.
Словно подтверждая ее слова, из коридора донесся истошный женский вопль. Утробный крик взорвал многозначительную тишину, как разрыв бомбы. И сразу, словно дождавшись сигнала, начали распахиваться двери. Послышались шаги и голоса. Того, что произошло в следующий момент, Леонидов предположить не мог. Поэтому, когда флегматичная жена управляющего отшвырнула его с дороги и ринулась на крик, он ударился о стул, приземлился на драный ковер и успел увидеть только мелькнувшие перед глазами ноги.
Пока Алексей поднимался, пока бежал вместе со всеми в холл, там уже разворачивалась драма в духе мексиканских сериалов. Татьяна Иванова оттаскивала от трупа мужа рыдающую Эльзу, пытаясь по ходу дела выдрать из ее блондинистой головы внушительный клок волос.
— Тварь, мерзавка! Сука, зараза, шлюха, — награждала Татьяна Эльзу набором эпитетов.
Соперница, рыдая, тянулась к телу управляющего, отрывая от себя цепкие наманикюренные Татьянины руки. Манцев, Липатов и Ольга бросились растаскивать женщин в разные углы. Те визжали, рвались друг к другу. Эльза ревела, Танечка стонала.
— Я его голого на улице подобрала, выкормила, гаденыша, чтобы он тебе достался! — выкрикивала Татьяна.
— Вы все его убили! Ненавидели все! Никто не хотел понять. А ты, Танька, родить не можешь, вот и бесишься.
— Да я не хочу просто, не хочу! Поняли вы все? Я просто не хочу!
— Завидуешь, да, что я беременна? Завидуешь?
— Да плевать мне на твое пузо!
— Рада, что он умер, рада? И ты его убила! Все вы!
