— А теперь, когда избежать ничего не удалось, вы заинтересованы в результате расследования?
Ирина Сергеевна застыла на своей подушке, поглаживая полными пальцами виски:
— Не все ли теперь равно? Нора звонила: Пашу завтра будут хоронить, с утра мы все уезжаем. Если хотите, можете с семьей остаться, путевки оплачены. Встречайте Рождество, отдыхайте, Алексей Алексеевич.
— А как же истина? Как справедливость? На кого будут списаны два трупа? Сейчас приедет местная милиция, их наверняка заинтересует факт появления мертвых тел в одном и том же месте. Наверняка будет открыто уголовное дело по факту двойного убийства. Поскольку преступник находится среди присутствующих в этом здании людей, его не так трудно вычислить. Такие дела не относятся к разряду не раскрывающихся годами. Как с этим?
Серебрякова прикрыла глаза. Ее левое веко заметно дергалось, но лицо не изменилось, оставалось усталым и спокойным.
— Вы здесь как частное лицо, как один из нас, Алексей Алексеевич, поэтому совесть моя спокойна. Какое вам дело до всего этого? Кроме испорченного отдыха, никаких неприятностей. Взыскание по службе тоже никто не объявит, да и благодарность за раскрытие убийства не светит. Что случилось, то случилось. Я думаю, что к вечеру все разъяснится, и завтра мы уедем отсюда, и жизнь пойдет своим чередом.
— Вы опять чего-то боитесь. Как и кто сумел вас уговорить замять это дело? Жалко калечить чью-то жизнь? Боюсь только, доброта эта не от сердца, а от желания получить отпущение грехов. Вы знаете, в чем разница?
— В чем? — спросила Серебрякова только для того, чтобы не обидеть Алексея безразличным молчанием. Было видно, как ей не хочется продолжать этот разговор, спорить, доказывать.
— В том, что доброта должна идти всегда от сердца, а не по случаю. А вы просто пытаетесь оправдаться за то, что живете лучше других. Думаете, Бог вас пожалеет после того, как вы попустительствуете такому вот выяснению отношений в коллективе. Не благословили кого ненароком?
— Вы знаете, как Бог меня всю жизнь жалел. Гори оно синим огнем, это богатство! Что я от него видела? Сначала вечное напряжение, тревога, вернется ли сегодня домой муж или нет. Потом муж все-таки не вернулся, а на меня свалился весь груз ответственности за людей, которых надо кормить. Все ходят, кляузничают друг на друга, выпрашивают должности и деньги. Всем я должна, должна, должна! А самой-то мне что? Ни любви, ни радости. Собственный ребенок и тот где-то шляется целый день, клянчит деньги на университет в Англии. Ну уедет он, дальше что? Кому я нужна, старая, толстая? Только охотникам до легкой жизни, за деньгами этими дурацкими. Не говорю уж о любви. Любовь… Если у тебя есть деньги, в каждом будешь видеть охотника за дармовщиной. Кому верить? А? Вы кому верите?
— Ну, у меня, кроме моих цепей, ничего нет за ду; шой, мне жить на этом свете проще. Никто не охотится за моим состоянием, потому что нет его, состояния. Квартира жены, зарплата… А вообще, все это глупый и беспредметный разговор. Покажите мне пальцем хоть одного человека, который не любит жаловаться на жизнь. Он, видно, так устроен, что нет ему покоя. Но это все философия. Сколько людей мечтают пожить так, как вы сейчас живете, молодые девчонки на панели себя продают за гораздо меньшее, а вы ноете. Простите, я вас не понимаю. Меня больше сейчас интересует, почему вы передумали вытаскивать на свет Божий убийцу.
— А вот про это забудьте. И, ради бога, Алексей Алексеевич, дайте мне еще немного полежать. Голова болит, честное слово.
— Знать бы мне, от какой мигрени она у меня болит. Что же, ваше право. Пойду искать по свету, где там мне найти эту самую карету… Отдыхайте.
Он вышел в коридор.
В холле никого не было. Иванов в прежней позе дожидался прибытия официальных властей.
Алексей присел на диван, не зная, куда теперь дернуться. Неожиданно совсем рядом взвизгнула дверь. Из девятнадцатой комнаты, озираясь, выглянул Липатов. Увидев, что его засекли, направился к столу.
— Сигареты кончились. Никто тут пачку не забыл?
— Здесь много чего вчера забыли. Выбирайте. Липатов, усмехнувшись, взял лежащие на столе сигареты.
— А вы не курите, насколько я помню?
— Сейчас на все готов. Давай, что ли.
Леонидов потянул из пачки сигарету, неумело затянулся и почувствовал, как его повело. Липатов тоже глотнул порцию дыма, потер низкий лоб.
— Да, чего только не случается: лежит вот. — Усмехнувшись, он мотнул головой в сторону мертвого Иванова.
— А вы убедиться пришли? Да, не дышит. Приятно, да?
— Ты на меня собак не вешай. Я один, что ли, покойничка недолюбливал? И покруче товарищи есть.
— Не сомневаюсь. Кого теперь возить-то будешь? Кончилась твоя каторга?
— Да кого бы ни возить… Думаешь, я совсем дурак? Между прочим, я все фирмы на Москве знаю, всех начальников. И бумаги мне доверяли, и деньги. Думаешь, договориться не могу? Дурацкое дело не хитрое. Надо только назвать покрасивше: не шофер, а, скажем, менеджер по доставке. А там и дальше пойдет.
— У тебя образование-то есть?
— Десять классов и армия. А что, у этого больше было, когда он в «Алексер» пришел? Жена заставила на заочное Отделение поступить по каким-то там финансам. За деньги сейчас любой диплом можно купить. Я тоже могу прикинуться образованным, если нужда прихватит. У шофера академия еще больше, чем у иных директоров. Думаешь, я глухой? Мало ли о чем они в машине говорят. А уши у меня всегда в нужном направлении наставлены.
— Надоело шоферить?
— Дорогу я люблю. Телочку красивую опять же можно подсадить, червончик срубить, ежели связываться охота, а можно и за удовольствие. У меня карманы пустыми никогда не бывают.
— Чего же ты вздумал геморрой-то себе лишний наживать? В менеджеры задумал податься… Только что слово красивое.
— Так одно дело, когда девушке говоришь: я шофер, а другое, когда менеджер. Что, ему можно, а мне, убогому, нельзя? — Липатов выразительно кивнул на распластавшееся у ножки стола тело управляющего.
— Так ему уже ничего не можно. Молния, она знаешь куда любит бить? В то, что выше других выпирает. Подумай, Андрюха. И что ж ты все о девушках да о девушках. Как же Валерия Семеновна? Ты сегодня, кстати, в своей комнате ночевал?
— Ха-ха, Лерка, что ли, хвастанула? Ну, это дело такое… Подумаешь, Лерка.
— А она что, в люди не хочет? Ты вот был шофер, станешь менеджером. К тебе в помощники Валерия Семеновна еще не набивалась? Или ей хватит звания «менеджер по кухне»? А что? Тоже красиво.
— Ладно, ты меня не учи. Больно ты много стал знать обо всех, а сам чистенький? Как же, поверю! Все от хорошей жизни любят отговаривать, только сами-то готовы; дерьмо жрать, лишь бы в люди пролезть.
— Значит, до сих пор ты был не человек?
— Человек, не человек. Я покурить сюда пришел.
