— Хорошо, Мариша. Вызывайте дежурную, через час будем сдавать коттедж.
— А кто за телом приедет? — вмешался Семеркин. — Родители у нее где?
— Да кто их знает, — заметил Манцев.
— У меня есть телефон, — вздохнула Марина. — Ольга давала мне свой адрес, это где-то в Подмосковье. Маленький такой городок. Я позвоню, когда приеду, скажите только, где тело забирать. И когда.
— Вот сегодня вскрытие сделаем, надо же причину смерти… — заикнулся молоденький эксперт.
— Значит, завтра, — еще раз вздохнула Марина.
— Все, уносим, мужики, — велел Семеркин, и они пошли за носилками.
Минут через десять Саша уже лихорадочно запихивала в объемистую сумку тряпки. Она бегала из ванной комнаты то к тумбочке, то к. креслам, заглядывала под кровати, пыталась сдвинуть мебель.
— Да не суетись ты так, — не выдержал Алексей. — Все равно раньше Серебряковой не уедешь, а она отправится последней, потому что все бумаги у нее.
— Как бы чего не забыть.
— У тебя что, золотой запас России с собой, что ли? Ну, забудешь какую-нибудь ерунду, не велика потеря. Что ты так нервничаешь?
Саша села на кровать и заплакала.
— Ну, вот опять. Слушай, ты дома столько не ревешь, а здесь сплошное озеро Байкал. Ну что теперь?
— Леш, ты меня простишь?
— За что?
— Я не знала, что это они Валеру убили. Мне Аня сказала, что была драка.
— Значит, я был прав?
— Да.
— Бедная Анечка! Значит, для всех добреньких была разработана именно эта версия, и ты, дуреха, вместе со своей Анькой на нее попалась. А ей кто доложился?
— Муж.
— Серега? Значит, он все знал?
— Хочешь, я пойду в милицию и во всем признаюсь?
— Куда?! Сиди, идеалистка. Знаешь, что после драки не делают?
— Я думала, что Валера здесь самый плохой. Его так все ругали.
— Глупая моя девочка. Ну когда ты перестанешь так по-дурацки, без оглядки верить людям? Так и не научила тебя ничему жизнь. Саш, ну сколько можно быть ребенком?
— Он Аню уволил.
— Ане твоей еще достанется. Что еще показалось тебе таким мерзким в управляющем, кроме огромного живота? Когда ты поймешь, что не все физически симпатичные люди добрые и милые? Это только в твоей литературе лицо — зеркало души.
— Да не лицо, ты путаешь.
— Какая разница? Да что там говорить, Барышев — и то попался…
Тут раздался стук в дверь, и голос Сереги Барышева прогудел:
— Леха, ты еще здесь? — Барышев просунул в дверной проем голову. — Можно?
— Чего тебе?
— Мы сейчас уезжаем.
— На чем?
— Да у меня старый папашин «жигуль», милая сердцу «копеечка». Хотел тебя захватить, только подумал, что ты больше к серебряковскому «пассату» привычный. Мы остальных дожидаться не будем, наши комнаты все равно на первом этаже, а там уже тетка с ключами шурует. Что, не увидимся больше?
— Как не увидимся? — вмешалась Саша. — Разве вы к нам в гости не придете? Аня обещала.
— Леха, ты как? — попытался заглянуть в глаза Леонидову Сергей.
— Чем же они тебя купили?
— Кто?
— Иванов и компания. Ты же знал, что Валеру убили?
— Да ради Аньки все. Сашка Иванов пообещал, что Татьяна уволится, ей теперь все равно, а про Пашу я и правда толком ничего не знал. До того, как Костя не раскололся.
— То-то ты сначала с таким рвением за это дело взялся.
— Лех, ты прости. Ну рвется она на работу. Молодая, красивая, найдется какой-нибудь дурак, будет потом реветь, я же не могу ее весь день караулить. А там все знакомые, все меня знают, и я знаю, что никто не посмеет тронуть.
— Что ж ты по такому случаю сам Валеру не придушил? Тебе бы и по башке бить не понадобилось, знаешь небось, куда давить. Я когда синяк увидел на шее, грешным делом на тебя подумал.
— Я не могу. Одно дело, когда приказ, когда чужие, а здесь — свои.
— Ладно, чего теперь.
— Ну, так ты меня простишь?
— Погоди, дай улежаться. Не сразу же?
— Что, значит, не придете на старый Новый год?
— Не знаю. Но на Восьмое марта приедем точно. Барышев рассмеялся:
— Спасибо, не до лета будешь дуться, благодетель.
Не хочу по-плохому расставаться: хороший ты мужик, Леха. Руку-то пожмешь на прощанье?
— Если ты меня инвалидом не оставишь.
— Как можно? При жене?
Они протянули друг другу руки, рассмеялись напряженно, но уже по-доброму, Барышев подмигнул Александре и пошел выносить из своего номера вещи.
Леонидов взял у жены сумку и начал складывать кое-как в нее вещи.
— Что ты делаешь? — закричала Александра. — Они же так все не влезут!
— Это у тебя не влезут. — Алексей прыгнул на баул и стал топтаться на нем, уминая вещи. Жена с отчаянием смотрела на это безобразие, с трудом сдерживая слезы. Сережка же, наоборот, довольно заулюлюкал и тоже изо всей силы пнул ногой сумку.
— Можно, я тоже? Можно?
— Ну, вот и все, — сказал Леонидов, с трудом затягивая «молнию».
По коридору пробегал народ, кто-то искал стаканы, кто-то полотенца.
— Вы свою мебель не выносили? — спросил тащивший к выходу две большие сумки Коля. — А посуду?
— Елки! Александра, что там у нас было?
— Сейчас тетка со списком придет, все с вас спросит! — крикнул Коля уже с лестницы.
— Утешил, — вздохнул Леонидов. — Пойду возьму хоть стаканы, пока все не растащили.
— Какие стаканы, ты же их вчера побил.
— Да? Тогда сядем подождем.
Саша расположилась на диване, Алексей стал помогать мужикам растаскивать по комнатам казенную мебель. Наконец объявилась толстая тетка с не менее толстой тетрадкой и стала визжать дурным голосом:
— Да что ж это здеся такое творится? Ладно, они тут все друг друга поубивали, милиция кажный день подъезжает, а тут еще мои мебеля! Где стаканы граненые — три штуки в каждой комнате? Где тумбы прикроватные три штуки? Полотенца — на лицо по одному? Где? Сдавайте мне номера, я вас никуда не выпущу!
Леонидов поморщился при виде этого приступа должностного рвения и попытался было влезть, но из своей комнаты появилась измученная Серебрякова.
— Алексей Алексеевич, не поможете мне вынести сумки?
Он послушно пошел за ее вещами, услышав за спиной негромкое:
