— Не придумала, не придумала. Я все тебе расскажу, сыщик, но давай сначала выпьем.
Она пододвинула к нему холодный бокал с коктейлем и блюдечко маслин.
«А, все равно», — подумал Леонидов, кидаясь в происходящее, как в омут, и сделал глоток терпкого вина.
— Ты закусывай, закусывай. Голодный, да?
— Не очень.
— А я думала, сыщики всегда голодные, хмурые и обязательно старые. Ты стрелять умеешь?
— Еще как! С пятидесяти метров — наповал. Бах-бах, все, конец.
— Смеешься. Ты все время надо мной надсмехаешься, почему? Я позавчера уж подумала, что тебе не понравилась. Ты всерьез считаешь, что я могу быть причастной к смерти Шурика? Ну, посмотри на меня? Что мне, выгодно было, что ли? Осталась без средств. — Она грустно вздохнула, похлопав ресницами.
— Так что ты хочешь мне рассказать?
— Расскажу, только давай еще выпьем.
После второй рюмки Алексей стал совсем добрым и даже пожалел несчастную Лану.
— Я тебе помогу. Ты мне все расскажи, а я тебе помогу.
— Ладно, только пойдем в комнату. Здесь что-то дует из окна, и вообще…
Что вообще, Леонидов так и не понял. Он шел за Ланой в спальню, лаская ее тонкую талию. Увидев разобранную постель, присвистнул:
— Лана, я взяток не беру, тем более натурой.
— Леша, почему ты так плохо обо мне думаешь? Думаешь, мне никто не может просто так понравиться?
— Ну, до сих пор этого, наверное, не случалось?
— Думаешь, я родилась такой дрянью?
— Лана, избавь меня от истории о том, как тебя соблазнила какая-то богатая сволочь и бросила. Знаешь, сколько я их слышал? И все они похожи до тошноты. 62
Меняется только имя главного героя, возраст и место действия. Поэтому не надо из меня слезу давить. Конечно, если ты меня сюда позвала, чтобы рассказать про свою несчастную жизнь, то я послушаю. Только это будет нечестно.
— Ладно, хватит болтать…
Она потянулась к выключателю, и в плотно зашторенной комнате воцарился интимный полумрак. В этом полумраке Лана уверенно нашла губы Алексея и потянулась к молнии на его джинсах.
«Вот так сбываются самые смелые мечты», — подумал тот, развязывая пояс оливкового пеньюара.
Такое тело он видел до сих пор только в фильмах и на кассетах с порнушкой. Конечно, у него были женщины: симпатичные, хорошенькие, но такой красавицы — никогда. «Девяносто — шестьдесят — девяносто», — блаженно бормотал он, скользя ладонями по молодой упругой груди и с наслаждением осязая тонкую талию и стройные бедра. Лана умело спускалась губами по его груди к низу живота. Чего она не знала, так это комплексов, поэтому ничто не мешало ей делать то, что приносит мужчине самое острое наслаждение. Минуты растянулись в часы. Мир сжался до размеров маленькой комнаты…
Пока он был в ванной, Лана потягивалась на постели, как объевшаяся кошка, поглаживая бедра и живот. Переворачиваясь на спину, довольно замурлыкала. Она старалась, очень старалась. Если уж будет трахаться с Норкой, то пусть поймет, что она, Лана, в постели лучше. И следователь ничего мужик, крепкий.
«Нет, мне никак нельзя без мужика, — рассуждала она. — Может, пусть этот следователь приходит, а там видно будет».
Когда Алексей вернулся из ванной, обмотав вокруг бедер полотенце, она оценивающе осмотрела его тело, бицепсы на руке, подтянутый плоский живот:
— Ну?..
— Красивая ты женщина, Лана, — сказал Алексей, ложась рядом с ней на мятые влажные простыни.
— И это все?
— Ну, хочешь, я тебе поэму сочиню? Только сигареты принеси и выпить что-нибудь.
— Фу, какой ты меркантильный. Больше ничего не принести?
Он вздохнул:
— У нас же с тобой не повесть о первой любви. Чего ты от меня ждешь? Скажи, я внемлю.
— Да ладно, лорд Байрон местного разлива. Ты куришь?
— Только в исключительных случаях, сейчас как раз такой, так что можешь собой гордиться.
Лана накинула пеньюар и вышла на кухню. Спустя несколько минут они лежали, накрывшись легким одеялом, и курили слабые женские Ланины сигареты.
— Мартини налить? — прервала наконец затянувшееся молчание Лана.
— Давай докурим. Еще и напьюсь. Надо же довершить стремительное моральное падение.
— Да ладно. Подумаешь, всего-то доставили друг другу взаимное удовольствие.
— Хочешь сказать, что тебе понравилось со мной…
— А то. Что я, бревно?
— Ладно, за встречу.
Они чокнулись бокалами и мелкими глотками запили привкус сигарет.
— Слушай, я все-таки хочу услышать, зачем весь этот цирк со звонком Серебрякова?
— Просто так.
— Да ладно, а если бы я не клюнул, чем бы ты стала крыть?
— Ты ж клюнул?
— Наверняка есть у тебя в запасе какой-то козырь. Говори уж. Давай сознавайся. — Он сделал зверское лицо и с видом Отелло слегка стиснул ее нежную шею. Они завозились, комкая одеяло и шелк простыней.
— Ладно, ладно, перестань. — Со столика рядом с кроватью грохнулись на пол бокалы.
— Говори, несчастная, был звонок или ты все придумала, чтобы меня сюда затащить? Придумала? Признавайтесь, подзащитная, вы обвиняетесь в совращении чистого невинного существа, то есть меня.
— Ты, невинное… Ладно, скажу. Я не совсем тебя обманула.
— Что значит «не совсем»? — Он сел на постели, отбросив подушку.
— Был звонок. Шура действительно позвонил мне около семи вечера. Сказал, что у него ко мне важный разговор, что он обязательно приедет, но ночевать не останется. Он был очень странным, подобрел, что ли. И слова какие-то говорил непонятные.
— Что именно? Вспомни. — В Леонидове проснулся следователь.
— Что-то вроде: «Это наша последняя встреча, будь готова» — и прочую ерунду.
— Последняя? Выходит, он знал, что готовится покушение?
— Может, и знал. Я не поняла. А если и знал, чего это он был такой веселый? Будешь так радоваться, если знаешь, что завтра тебя с пушкой будут караулить?
— Мне уже говорили, что Серебряков за несколько дней до убийства изменился. И чего это он был такой веселый, не в лотерею же выиграл? — Леонидов вздохнул и стал надевать джинсы.
— Ты еще придешь?
— Ты этого хочешь?
— Ладно, следователь, я не кусаюсь. Доносы не собираюсь строчить. Попросить хочу тебя кое о чем.
— Та-ак. — Леонидов понял, что пришло время заплатить за полученное удовольствие.
— Да не дергайся ты так, не убивала я твоего Серебрякова. Не надо меня выгораживать. Я о другом… Можешь сделать мне одолжение?
