— Прохорова Елена Сергеевна. — Год рождения?
— Тысяча девятьсот семьдесят второй.
— Прописка московская есть? Давайте ваш паспорт.
— Ну зачем сразу паспорт? Положила куда-то, не помню. Может, не будете так настаивать?
— Буду. Идите поищите паспорт, в шкафчиках поройтесь, а бутылки со стола уберите; мне вся эта ликеро-водочная симфония писать мешает.
— Ну ладно, — обиженно фыркнула Нора, но за паспортом пошла.
Прописана она была, конечно, где-то в Дальних Лихоборах и в Москве не регистрировалась, но акцентировать внимание на этом факте Леонидов пока не стал и перешел ко второму действию.
— Так, теперь рассказывайте или признавайтесь, что все это липа и вам нечего сказать.
— Вовсе есть чего. — Нора закусила губы. — Уж Серебрякова я знала хорошо. И если не будете так грубо себя вести, то я скажу, кто его пришил.
— Что ж, выкладывайте вашу версию и считайте, что отныне я белый и пушистый, как созревший одуванчик. Так кто, по-вашему, убил?
— Кто-кто, Сергеев Паша, конечно.
— И за какие такие грехи, интересно?
— Знаете, Алексей — ну хорошо, пусть Алексеевич, — Паша должен был Серебрякову большие деньги, за несколько дней до убийства тот свой долг потребовал назад.
— Когда это было? Вы слышали разговор?
— Да, представьте себе. Они так орали, что мне стало интересно и я, ну, прислушалась. Вообще-то Серебряков Пашу нещадно эксплуатировал. Официально на него все записал и, как какая-нибудь налоговая полиция или проверяющие, посылал Отбрехиваться по всем инстанциям. Сам вроде ни при чем, чистенький. Я думала, что Паша наконец-то решил показать зубы и уйти из фирмы, но говорили они о деньгах. Никогда бы не подумала, что у него столько долгов! Мне он говорил, что все просто замечательно, только что приехали из роскошного круиза, я попросила новую шубу. Он, конечно, поморщился, но не отказал. И тут я слышу, как Серебряков на него орет и говорит, чтобы он завтра же принес деньги, все пятьдесят штук. Представляете? Остальное, мол, можно попозже, а эти деньги срочно нужны и ждать он, Серебряков, ни дня не собирается.
— Когда все это было?
— Подождите-ка… Ну да, двадцать восьмого августа. Мы заехали к ним домой, было воскресенье. Ирина почему-то не вышла, я заглянула к ней в спальню, она даже головы не подняла, лежала как труп. Пришлось самой суетиться на кухне, закуску сделать, накрыть на стол. Как раз, когда я вносила поднос в комнату, они и начали отношения выяснять, ну я не стала входить, постояла немного в коридоре.
— Значит, Серебряков велел Павлу Сергееву на следующий день, двадцать девятого августа, вернуть пятьдесят тысяч долларов. Правильно?
— Да, А вечером в этот день его убивают, Я сразу подумала, что это Паша.
— Что еще было, в тот вечер?
— Да, ничего интересного. Я вошла, они замолчали, Мы выпили, закусили, но настроение было не то. Паша, разговаривал сквозь зубы, Серебряков думал о чем-то своем. Мы уехали.
— Паша остался у вас?
— Нет, конечно… Довез до дома, даже не поднялся. Я только в подъезд вошла, его и след простыл. Уехал, дела устраивать, понятно.
— А почему вы не живете вместе?
— У мужчин любовница ассоциируется с понятием «личная свобода»: когда хочу, тогда и приезжаю. А если люди живут вместе — это уже брак, пусть даже и гражданский.
— Блестящее объяснение. Значит, инициатива с раздельным проживанием не ваша, так и запишем. В машине он вам ничего не говорил, когда от Серебряковых ехали?
— Мы молчали. Я понимала, что лучше к нему с вопросами не лезть, а он нервничал и думал о своих делах, так что пару раз чуть в задницу кому-то не въехали.
— А может, он достал деньги?
— Может, и достал. Хотя вряд ли. Паша в последнее время из доверия вышел. Я видела, что к нему переменилось отношение знакомых. Знаете, косые взгляды, перешептывания. Я думаю, что проще ему было избавиться от шефа, поводов хватало.
— И вы так спокойно закладываете человека, с которым в близких отношениях… Он не собирается на вас жениться?
— Ха, стала бы я тогда про него такие вещи рассказывать. Да он, наверное, уже начал себе присматривать богатенькую невесту или дамочку средних лет, чтобы поправить свои дела. Он ведь мужик видный, бабам нравится. Они любят таких пижонов. Мне поначалу тоже такую пыль в глаза пустил! А на деле так, погремушка.
— А вы, Елена Сергеевна, замуж не хотели выйти?
— Так никто не предлагал. В школе только один, мальчик, но это несерьезно.
— Попробуйте все же поискать мужа. Похоже, ваш содержатель действительно влип.
— Ну и черт с ним. Хотя не понимаю, как он мог на такое решиться. Мужик, конечно, завистливый, но не жадный, если уж были деньги, не скупился.
— У вас совесть проснулась? Сначала заложили, теперь выгораживаете?
— Да ладно, следователь, давай похерим эту бодягу. Не пора ли перейти к неофициальной части? — Она плеснула в рюмку желтоватой жидкости. — Выпейте рюмку?
— Увы, мне пора.
— Ну, как хочешь. А я выпью. Значит, не останешься?
— Не люблю пьяных женских истерик.
— Что ж, катись, смотри не пожалей только.
— Да уж постараюсь.
В коридоре она попыталась прижаться к нему всеми своими душистыми кружевами, потянулась пальцами к волосам. Леонидов увернулся от ее цепких красивых рук и сбежал, как мальчишка, потому что испугался, что не удержится от соблазна и все-таки останется. В жизни так мало радости, и ох как не просто добровольно лишать себя маленького праздника.
«Они похожи друг на друга, как две капли водки, — утешал себя Леонидов, двигая в сторону родного дома. — Вы мне не интересны, Елена Сергеевна, и у меня такое чувство, что я с вами уже переспал».
…А в это время Нора в уютной спаленке пила неразбавленную водку и горько плакала, вытирая глаза бирюзовыми кружевами пеньюара. Плакала она от обиды и злости на то, что не смогла уложить к себе в постель обыкновенного мужика и теперь придется признаться в этом противной Ланке, которая непременно позлорадствует ее неудаче. А в глубине души билась крохотная противная мыслишка о том, что она неумолимо движется к тому моменту, когда будет отвергнута уже не одним мужчиной и ее рыночная стоимость резко пойдет вниз. Поздно вечером, когда Нора была совсем пьяна, позвонила Лана:
— Привет, подруга! Когда в ресторан поведешь?
— Что, уже пора?
— А ты сомневалась? Один —: ноль в мою пользу, или тебя тоже можно поздравить?
— Знаешь, не хотелось мне портить мужику впечатление от тебя. Решила переждать пару дней. Я свое еще возьму.
— Ой ли? Может, не будем тянуть, а то я тебя знаю, ты долги платить не любишь, как и твой хахаль.
