Ляля жила в коммунальной квартире. Комнат в ней было две, и неизменная Лялина компания состояла из почти выжившей из ума полуглухой старухи. Можно было, конечно, рассчитывать, что со временем бабка даст дуба и Ляля сможет, предварительно подсуетившись, остаться одна, если бы не многочисленная бабкина родня. И эта родня давно уже начала обхаживать бедную бабульку на предмет составления завещания, но родственников было слишком много, а комната одна. Все они всячески старались помешать друг другу, строили козни, плели невероятные интриги. Бабка колебалась, отдавая предпочтение то одному, то другому, а небольшая двухкомнатная квартирка периодически превращалась в место разборок родственников, отчего Ляля и приходящий к ней Леонидов неизменно страдали. Но сегодня родственнички, похоже, взяли тайм-аут, уставшая от их криков бабулька легла спать, а Леонидов и Ляля могли наконец спокойно насладиться ужином и общением друг с другом.
— Лешик, ты проходи, у меня тут как бы не подгорело.
В глубокой черной сковороде обжаривались баклажаны, вкусно пахло тушеными овощами и свежей зеленью. Ляля ловко нарезала лук на своем кухонном столе.
— Овощи еще не готовы, но у меня есть куриный суп. Будешь?
— Еще бы! Я голоден, как стадо мамонтов после столетней спячки.
— Иди мой руки, мамонт.
В ванной он блаженно слушал, как Ляля гремит кастрюлями.
Минут через десять Алексей с упоением ел обжигающий суп и разглядывал женщину, которая сидела напротив него, положив подбородок в домик крепких сложенных рук. Он в который раз с раздражением разглядывал ее яркие ногти и чувствовал, как плохое настроение возвращается к нему. Алексей смог бы простить Ляле любую измену, любой грандиозный проступок, но эти яркие ногти раздражали его. Ляля терпеть не могла ненакрашенных ногтей, но было бы здорово, если бы цвет ее лака хоть иногда соответствовал цвету губной помады. Леонидов в который раз ругал себя за привычку смотреть известную передачу «Что? Где? Когда?», из которой некстати узнал об этом основном законе декоративной женской косметики. Теперь он ради интереса всегда проверял, умеет женщина косметикой пользоваться или нет. Ляля «Что? Где? Когда?» не смотрела, поэтому не смущалась красить ногти в синий цвет. А помадой пользовалась коричневой.
— Вкусно? — Ляля заметила, что Леонидов застыл с поднесенной ко рту ложкой.
— Что? А, да, отлично, спасибо. А ты почему не ешь?
— Сегодня еще баклажаны. В них калорий меньше, я буду их. Кстати, у меня приготовлены перцы, фаршированные рисом, морковью и луком. Вчера готовила. Я с мясом не готовлю, от него поправиться можно.
— Поправиться можно от всего, смотря сколько съесть.
— Вот ты, Лешка, неужели не боишься, что у тебя появится такой жирненький маленький животик? После тридцати мужчины склонны полнеть, ты знаешь?
— Ну, мне это не грозит.
— Это почему еще?
— Потому что стресс — лучшая диета. А при моей работе можешь считать, что я постоянно ее придерживаюсь. Кстати — дарю. Можешь попробовать, никем не запатентовано, мое собственное изобретение.
— Прям, я в какой-то газете видела рекламу: худеем методом стресса.
— Вот видишь, значит, мы с медициной идем параллельными курсами.
— Философ. Так перцы есть будешь?
— Знаешь, когда я сижу напротив человека, который не ест, а смотрит голодными глазами, у меня аппетит пропадает. Положи себе, не мучайся. Давай дернем винца и баклажанчиками закусим. Как там у тебя с ними?
— Готово.
Алексей разлил в бокалы густое красное вино.
— За что пьем?
— За нас, конечно, за наше будущее.
Они чокнулись. Баклажаны действительно удались. Обильно сдобренные растительным маслом, обжаренной морковью и луком, восхитительные дары природы, они ласкали вкусовые рецепторы языка. Потом в ход пошли и щедрые осенние фрукты, пропитанные жарким солнцем уходящего лета.
Вино быстро согрело желудок и слегка затуманило голову. Ляля начала бросать на Алексея многозначительные зазывающие взгляды.
— Леш, давай возьмем конфеты и вино и пойдем в мою комнату?
Леонидов с покорностью обреченной на заклание овцы последовал за ней с подносом на жертвенный алтарь кровати.
Ляля занимала большую комнату в этой квартирке. Она тщательно и с любовью создавала в ней свой маленький мирок, подбирая и облюбовывая каждую вещь с истинным наслаждением созревшей для семейной жизни женщины. На окнах алели розами роскошные занавески, пол устилал ковер, с орнаментом таких же роз, и они же рассыпались гроздьями по светлым обоям. На столе в вазе стояло несколько любимых изнеженных пурпурных созданий, и Леонидову стало стыдно, что забыл купить Ляле цветы.
Они расположились на кровати посреди этого розового рая, Алексей наполнил бокалы вином.
— Нет, хватит пить, — уверенно отобрала у него бокал Ляля и начала расстегивать пуговицы на рубашке.
«Господи, ну зачем я это делаю?» — страдал Леонидов, отвечая на настойчивые поцелуи. Больше всего ему хотелось просто полежать на кровати, переваривая сытный ужин и вечерние новости. Но, как мужчина, он не мог допустить, чтобы жаждущая физической любви женщина не получила свое. Снимая с Ляли свитер, Алексей настороженно принюхался:
— Какими это духами от тебя пахнет?
— «Кензо». Подружка на работе купила, я слегка брызнула. Правда, обалденный запах? Я себе куплю с зарплаты.
— Нет.
— Да что с тобой? Ты чего нервный такой? Меня не хочешь?
— Хочу, — соврал он. — Мне просто не нравится запах этих духов.
— Не нравится так не нравится. Ты вечно критикуешь мой вкус. Можно подумать…
Леонидов понял, что дальнейшее продолжение диалога приведет к ссоре, и быстро снял с Ляли одежду. Когда они оставили друг друга, Ляля вздохнула удовлетворенно, Леонидов— с облегчением, и оба растянулись на кровати, отбросив смятое постельное белье.
— Ляль, я телевизор включу?
— Включай. Там все равно одно и то же, у нас в офисе весь день работает, так смотреть нечего.
— Ну да. Каждый час свежие новости. Мы с тобой живем в уникальное время, можем насладиться зрелищем.
— Мне-то какое до этого дело? Подумаешь, премьера никак не выберут.
— Ну и закроется ваша контора. Что тогда делать будешь?
— Замуж за тебя выйду. Или не прокормишь?
— Прокормлю, если ты оставишь свои дорогие привычки. Они мне не по карману.
— Интересно, что ж это за привычки?
— Тряпки из дорогих магазинов, например. Всякое «нуф-нуф», «гав-гав»: и прочее от кого-то там. Ну и, конечно, «Кензо» и этот дурацкий разноцветный лак для ногтей.
— Дался тебе этот. лак. Вечно ты к нему цепляешься. И никак не пойму, чего ты так взбесился из-за духов. — Она явно пыталась на него рассердиться, а Леонидову было жутко лень сейчас выяснять отношения.
