— Вы были у Ирины? Боюсь, ее иллюзии имеют мало отношения к тому, что произошло на самом деле. Все, что она вам сказала, лишь бред ее уставшего воображения. Столько лет жить надеждой на признательность Александра — от этого можно помешаться.
— А она к вам не так жестока, Лада Анатольевна. И я не нашел у нее следов умственного расстройства. Ирина Сергеевна не кинулась обвинять вашего мужа в убийстве, хотя на основании ее показаний дело давно могло быть раскрыто.
— И я, конечно, должна быть ей невероятно признательна? Но у меня что-то не возникает подобного чувства.
— За что же вы так не любите Ирину Сергеевну?
— Да, не люблю. И у меня есть право не объяснять причины.
— Странно: вы уводите у нее мужа, разбиваете жизнь, она вас великодушно прощает и даже защищает.
— Да, я любила Сашу, и она его любила. Но ее любовь оказалась сильнее, раз пережила эти годы. Почему я так отношусь к Ирине? Просто завидую. Да, Бог дал мне больше, чем ей, он дал мне право выбрать любого мужчину. Но он не дал мне ни одного сильного чувства, чтобы это право осуществить.
— Почему вы не вышли замуж за любимого человека? Не попытались построить свою жизнь с ним?
— Пыталась. Но, наверное, была не слишком убедительна. Мы объяснились с Александром.
— Когда?
— За неделю до моей свадьбы. Все уже было решено: заказан ресторан, разосланы приглашения, студсовет выделил комнату в общежитии. Не знаю, что на меня нашло в тот день. Вообще та весна была какой-то нервной…
Весна действительно была для нее какой-то нервной. Все валилось из рук, не хотелось ходить на лекции, раздражала капризная погода, когда яркое солнце сменялось холодным дождем, а больше всего раздражала предстоящая свадьба. Лада смертельно устала за этот последний месяц. Столько суеты, было со свадебным платьем, туфлями, шляпкой: все необходимо было достать. Лада не выносила дисгармонии в одежде — наверное, потому, что папа ее был художником: талант свой он дочери не передал, зато наградил удивительным чувством цвета и пропорций. Многие годы люди подавали, заявление в загс из-за приглашений в салолы для новобрачных, где можно было раздобыть модные дефицитные, вещи. Но даже в этих магазинах трудно было найти что-нибудь оригинальное, соответствующее изысканному вкусу Лады. Когда же наконец было покончено с нарядами, пришлось бегать по магазинам в поисках продуктов к свадебному столу. Ужин в ресторане был, конечно, заказан, но кое-что предстояло докупить. Да и на второй день, когда предполагалось продолжить празднество в квартире родителей, нужно было позаботиться, чем кормить гостей. Мама Лады была категорически против ее замужества и почти не помогала, родители Андрея, наоборот, принимали горячее участие, но оказались людьми непрактичными и тратили уйму денег понапрасну. Будущей семейной паре пришлось все взять в свои руки.
Часто, вернувшись в общежитие после беготни по необъятной Москве, Лада задавала себе один и тот же вопрос: «Кому это нужно?» Она охотно посидела бы в каком-нибудь скромном кафе в компании близких друзей и обошлась без всякой помпы и без грандиозного гуляния подвыпившей родни. Планировалось чуть ли не двести человек гостей, кавалькада машин у загса, груды цветов и чудовищных размеров свадебный торт.
Лада готовилась пережить это стихийное бедствие, но сил почти не осталось. Сейчас, совершенно разбитая, она лежала на кровати и не могла прийти в себя. Почему-то вспомнилась примета, что если выходишь замуж в мае, то всю жизнь маяться будешь.
«Не буду я маяться, не буду, — уговаривала она себя. — Андрей меня очень любит. Никто и никогда не будет меня так любить. Никто и никогда…» Эти слова начинали напоминать заклинание: Лада уговаривала себя поверить в собственное счастье. Но в душе не было ощущения того, что все было благополучно, имелось только глубокое отвращение ко всему, что с ней должно было произойти через несколько дней.
Да, самой, природой Ладе предназначалось право выбора. Она могла принять любое из многочисленных брачных предложений, но сердце ее молчало. Лада была лишена сильных эмоций, предпочитала пассивно принимать все происходящее, многочисленные знаки внимания скользили, по ней, как солнечные лучи по прохладной воде, не достигая дна. А жить в общежитии становилось все тяжелее. Каждый считал себя вправе приходить в любое время, чуть ли не ночью, навязывая свое общество девушкам. Соседка беззастенчиво пользовалась Ладиными вещами и талантом притягивать к себе мужчин. В их комнате постоянно толпился народ. Кто-то играл на гитаре, кто-то пил чай, кто-то включал на полную громкость магнитофон, демонстрируя модные, дефицитные записи.
Лада устала от бесконечных попыток мужчин напоить ее, чтобы затащить в постель, купить, соблазнить дорогими шмотками или оригинальностью своего ума. Каждый считал своим долгом попробовать: авось получится. Она стала женщиной для всех: никто не мог похвастаться ничем конкретным, но все намекали на свои особые с ней отношения. Ей надоело опровергать вздорные слухи и выставлять за дверь поздних гостей. Три года Лада как-то протянула, но потом поняла, что дальше так продолжаться не может.
Она решила выйти замуж за человека, который сможет оградить ее от назойливых ухаживаний и не будет требовать горячей ответной любви. Лада мечтала всего лишь о спокойных ночах, о возможности нормально доучиться, получить диплом и избавиться от шлейфа слухов.
Андрей Елистратов оказался кандидатурой подходящей. Во-первых, он был скромен, тих и никогда не засиживался в их комнате позже десяти часов вечера, во-вторых, он был порядочен, потому что не пытался применить по отношению к Ладе ни одной из перечисленных выше гнусностей, в-третьих, он был физически очень силен, занимался вольной борьбой и даже выигрывал какие-то соревнования, никто не рискнул бы с ним связаться без угрозы собственному здоровью. И самой главной причиной была, конечно, его фанатичная страсть к Ладе. Он давно бы уже вышвырнул всех ее поклонников из заветной комнаты, если бы только получил на это право. Право наконец было дано: они официально объявили о готовящемся бракосочетании. Андрей был счастлив. Поклонники исчезли с горизонта, как тучи после грозы, в комнате воцарился покой. У Лады и в мыслях не было торопиться со свадьбой, достаточно было лишь официального статуса невесты, но Андрей стремился укрепить свои позиции. Медленно, но верно дело шло к свадьбе. Ладе ничего и не надо было делать, она просто не сопротивлялась ходу событий и не успела опомниться, как был назначен день свадьбы. Елистратов упорно вел свою партию к свадебному маршу Мендельсона, почти уже празднуя победу, когда сердце его невесты неожиданно очнулось от многолетней спячки: на горизонте возник внезапным смерчем студент четвертого курса Александр Серебряков.
Если бы Ладу спросили, почему именно он, она не нашла бы ответа, как большинство людей, любящих не за что-то, а вопреки. Они полюбили друг друга именно потому, что не могли быть вместе. Серебряков не был особенно красив или жутко талантлив, он не блистал на спортивных ристалищах и не ставил целью — красный диплом, наоборот, он старался ничем не выделяться, но всеми был замечен. К Александру относились настороженно, потому что его реакция была всегда непредсказуемой. Лада же его заметила только потому, что он старался не замечать ее. Ее самолюбие было задето, она стала нарочно попадаться ему на глаза, чтобы лишить его ореола этакой неприкосновенности и заставить потерять голову, потом стала делать глупости в полной уверенности, что никто этого не замечает, и, наконец, влюбилась запоздавшей первой любовью, навсегда надрывающей сердце и оставляющей там внушительный рубец.
