— Был бы я родственником, он бы меня попер? — хмыкнул застенчивый юноша.
— Однофамильцы, значит? Сколько ж вам лет, ребята?
— Девятнадцать, — откликнулся Харламов.
— Восемнадцать, — подал голос застенчивый Коля с мускулатурой штангиста.
— Чем занимались в «Алексере»?
— Да на складе мы были. Мишка Коваленко нас сосватал, он с Коляном в одном доме живет. Правда, Колян?
Колян кивнул.
— Ба, Коля, ты тоже из Зеленограда. Надо было к тебе с утра зайти, да не сообразил я, что вы с Михаилом соседи. Ну, хорошо, что к себе позвал. Значит, это Коваленко вас сагитировал на ту работенку в «Алексер»?
— Да надо было пару крепких ребят на склад: коробки там таскать, сортировать, принтеры в одну сторону, утюги с пылесосами и телефоны в другую, помочь там, подсчитать, сколько чего осталось, какого товара не хватает, чтобы подвезти с других складов. Мишка обещал нас с Коляном натаскать в менеджеры, все показывал, что сам знал. Мы в институте вместе учимся, ну и подрабатывали в магазине, заодно и практиковались. Мишка нас и на компьютере учил, игрушки давал всякие.
— Коля, а ты ничего не добавишь?
— Чего добавлять-то? Ванька правильно все говорит: Михаил — мужик хороший.
— А как же он вас так кинул: пообещал в менеджеры, а вас коленом под зад, а?
— Да его и самого кинули. Патрон обещал управляющим назначить, а потом передумал, да еще поставил над всеми этого… — Подходящих слов, поддающихся цензуре, для определения личности управляющего в лексиконе подростка не нашлось.
— А чего же Серебряков обещание свое не сдержал?
— А он любил народ заманивать. Скажет, бывало: «Ты поработай здесь маленько, а я потом тебя продвину». Ты пашешь, пашешь, упираешься, шеф и рад. А как об обещании речь заходит, так. сразу, что, мол, кем же я тебя заменю, такого незаменимого? Любил отделываться мелкими подачками, а слова не держал.
— Что, Вань, обидел тебя покойник?
— А кого он не обидел? Акула империализма ненасытная. Правильно, что его шлепнули. Я раз так спину потянул, когда коробки эти волок, что три дня на работу не мог выйти. Запарка была, так я таскал по пять коробок зараз, а они не легонькие. А Серебряков, зараза, за три пропущенных дня с меня до копеечки все в зарплату вычел.
— Что ж ты больничный не взял?
— А кому он нужен, больничный этот? Задницу подтирать? У нас такие вещи не оплачивались. «Алексер» — частная лавочка, платили за то, что работал.
— А тебя, Коль, шеф тоже затирал?
— Как всех.
— Значит, тоже не любил кровопийцу?
— А он в нашей любви не очень-то нуждался. Ему бабок хватало, чтобы телок себе молодых покупать, — прорезался голос у юного Коли Иванова.
— Ты конкретно кого-то имеешь в виду?
Коля смущенно засопел, но тут на выручку пришел ведущий главную партию в этом дуэте Ваня:
— Это он про Лильку говорит. Нравилась она ему, вот Колян и злится. Конечно, она на нас ноль внимания, фунт презрения, зеленые, мол, еще, но все равно обидно.
— Это вы говорите про то, что у Серебрякова была связь с продавщицей магазина «Алексер» Лилией Мильто? Правильно я понял?
— А то. Шеф не дурак был насчет красивых баб.
— А потом?
— Потом все кончилось. Разбежались — и все.
— Почему же он Лилию не уволил?
— А зачем? На нее клиент шел. Лилька — девка бойкая, красивая, все с шуточками, с заигрыванием, мужикам нравилось. А у Серебрякова шкура была толстая, ему все эти сплетни что комариные укусы: отмахнулся и дальше пошел. Да мы с Коляном особо и не вникали во все это дело, просто весь офис гудел. Всякое говорили.
— А кто говорил?
— Ну, Анька, Лариса — Лилькины подружки. А нас Лилька только подкалывала, что, мол, в матери годится. Тоже мне мамаша нашлась. Сама-то недалеко ушла. Мне-то что, вот Коляна жалко, он по ней сох. Правда, Колян?
Колян совсем сник, явно не желая развивать щекотливую тему. Леонидов понял, что и так узнал достаточно. Свет на подобные" взаимоотношения лучше и подробнее проливают языкатые сослуживицы.
— Ну, спасибо, ребята. Осталось уточнить про тот вечер, двадцать девятое августа. Вот, хожу, всех опрашиваю, как в том кино: «Где вы были с восьми до одиннадцати?» Только меня время интересует часиков этак с девяти.
— А какой это был день недели?
— Понедельник.
— Колян, где мы с тобой были в прошлый понедельник, не помнишь?
Колян наморщил лоб:
— На работе, где ж еще.
— А, да, — вспомнил и Ваня, — фура же пришла. Ну, точно! Все выходные ее растаможить никак не могли, а в понедельник вечером новый хозяин нас и вызвал — до ночи коробки таскали: здоровая, зараза! Всякие там консервы, банки… Мы с Коляном, да еще два мужика были, неплохо заработали. Правда, Колян?
— Угу, — мотнул головой его неразговорчивый напарник.
— И много там народу было кроме вас?
— А как же? Шофер сидел ждал, начальник склада бегал со своими бумажками, да и эти два мужика до конца упирались.
— Значит, работали? Так и запишем. Что ж, не имею к вам больше вопросов. Ладно, ребята, идите. Если понадобитесь, позвоню. Давайте пропуска подпишу. — Леонидов поставил неразборчивую закорючку и вздохнул вслед поспешно убегающему подрастающему поколению: акселерация, тут уж ничего не поделаешь.
Что ж, беседа принесла-таки определенные плоды: на горизонте следствия обозначилась фигура Лилии Мильто. Еще одна женщина в жизни Александра Серебрякова, скорее всего бывшая для него мелким рядовым эпизодом, но на судьбе девушки роман со столь неординарным человеком вполне мог как-то отразиться. «Хорошо, что на сегодня я вызвал Ларису Никольскую», — подумал Алексей и определил для себя, что чашку кофе выпить по такому случаю вполне успеет.
Лариса Никольская опоздала на целых полчаса, и вовсе не потому, что была красивой женщиной и взяла себе привычку брать непременный тайм-аут у ожидавших счастливого мига кавалеров. Просто Лариса Никольская родилась с талантом опаздывать. Даже если она выходила из дома за час до назначенного времени в место, куда можно было вполне добраться пешком за десять минут, непременно случалось происшествие, задерживающее ее в пути. Сегодня как раз полчаса Лариса провела в вагоне метро, в поезде, ни с того ни с сего остановившемся посреди тоннеля. Фатальная привычка опаздывать и была той мелочью, которая постоянно портила Ларисину карьеру на многочисленных фирмах, где ей пришлось поработать за свою короткую жизнь. Лариса была невероятно исполнительна, добросовестна и трудолюбива. Она смотрела начальству в рот и никогда не просила прибавки к заработной плате, и так небольшой из-за многочисленных вычетов за непременные опоздания. К тому же Лариса имела счастливую внешность: ни одна из жен начальников ни разу не заподозрила в ней конкурентку.
