– Я из-за ребенка, – виновато сказала Эльза.
– Да? А что с ним такое?
– Ирина Сергеевна не хочет возбуждения уголовного дела. Все должно остаться внутри фирмы. В ее же интересах.
– Ирины Сергеевны? – усмехнулся Алексей.
– Фирмы. В интересах же наших сотрудников. Это может сделать плохую рекламу, и вообще… А я собираюсь там работать.
– Значит, кусок хлеба насущного дороже отмщения? Валере уже все равно, он умер, а вам жить. Правильный выбор! А сразу вы сообразить не успели?
– Ну, когда я Валеру увидела там… В холле… Захотелось отомстить, особенно его жене. А потом прошло.
– Что ж, и так бывает.
– Так вы не сердитесь?
– Вы прощения пришли просить? Или на разведку?
– Какую еще разведку? Мне просто неловко перед вами. Если бы я не позвала вас тогда, вы бы не пошли на конфликт с коллективом. Не узнали бы правду и не стали бы ссориться, с Барышевыми, с Ириной Сергеевной.
– Вы так думаете? Какая вы добрая, Эльза. Заботливая. Идите, спите спокойно, ничего я никому не собираюсь доказывать.
– Нет, вы все-таки обиделись. Если бы вы меня поняли… Вы не женщина. Да, я держусь за работу, потому что родители мои – простые люди. Не как у Таньки Ивановой. Мы впятером живем в двухкомнатной хрущобе, когда ее будут сносить и расселять – неизвестно. Может, через год, а может, через пять. А жить хочется сейчас, понимаете? Сейчас! Не через пять лет, и, тем более, не через десять. Когда сил уже не останется. Останется только завыть в полученных трех отдельных комнатах, потому что молодость прошла. Все деньги я отдаю маме, потому что она ухаживает за парализованной бабушкой. Брат учится, отцу постоянно задерживают зарплату. Да и получает он гораздо меньше меня. Я семью кормлю, вы понимаете? Когда мне хочется купить новую вещь, потому что неловко ходить на работу все время в одном и том же, мама начинает потихоньку скулить. Жаловаться, напоминать: Эльза, у нас стиральный порошок кончился, Павлику надо новые джинсы, старые совсем порвались, квартплату прибавили, папе опять задержали зарплату… Может, ты в следующем месяце купишь себе то, что хотела? А в следующем месяце повторяется то же самое. Это порочный круг. Бесконечный: все деньги уходят в унитаз или на одежду для Павлика, который, по маминым же словам, когда вырастет, все отдаст. Да ничего он никогда не отдаст! Он все как должное принимает! Как будто я его рабыня! И всю жизнь будет так делать. А мне некуда деться. Просто некуда. Я из этого круга вырваться не могу. Поэтому, чтобы изменить хоть как-то свою жизнь, я на все согласна: и на замужество это нелепое, и…
– Что еще?
– Так… Как будто я одна такая!
– Это уж точно! Вам не повезло: вы принадлежите к большинству. Или повезло? Принадлежать к большинству полезнее, чем к меньшинству. Взять, к примеру, вашу же фирму. Но в данном случае, это невезение. И большая часть населения нашей великой и могучей страны живет бедно. А некоторые и нашу с вами жизнь считают за роскошь. Могу рассказать про свои материальные трудности: квартира у меня, правда, отдельная, осталась за моей женой, когда бывший муж пошел под суд за убийство. Зарплата тоже от государства, а оно щедростью и пунктуальностью не отличается. То есть, деньги задерживают. Жена учительница, причем в обычной общеобразовательной школе, а не в дорогом модном лицее. Что еще? Да, ребенок. Усыновленный мною. Денег хватает дотянуть до очередной выплаты государством неоднократно задержанного. Как все, делаю долги, когда совсем прижмет, еду к маме за заготовками. Огурчики, помидорчики. И наша любимая картошка. Мама у меня, кстати, пенсионерка, ей надо помогать. Отца нет. Машины не имею, в рестораны не хожу, одежду покупаю на самом дешевом рынке. Только вас все равно не понимаю, хотя мы вроде бы товарищи по способу выживания.
– Вы мужчина, вам проще.
– Да? И кто это сказал, что мужчинам проще? То, что мы не рожаем и аборты не делаем, это, конечно, существенно облегчает нашу мужскую жизнь. Но, с другой стороны, женщина всегда может спрятаться за свою слабость, за беременность, роды, за изначально отведенное ей положение второго лица. Которое А выглядывает из-за спины мужчины. А куда спрятаться мужчине? За какие слабости, если они ему по должности не положены? Женщина может и без работы остаться, годами дома сидеть, никто ее не упрекнет, потому что она женщина. А мужчина – добытчик, кормилец. Если семья живет бедно, позор ему, а не жене. Всем всегда и все достается поровну, запомните это. Если бы люди могли меняться друг с другом своими ношами, они бы поняли, что беды у них разные только по сути, но не по весу… Спасибо, что вы пришли сюда извиниться, могли бы просто сделать вид, что ничего не случилось. Тем более, что мы с вами завтра расстаемся. Окончательно. Не думаю, что придется где-нибудь еще пересечься, так что можете не терзаться: завтра все кончится.
– Да? Так вы не будете искать, кто убил Пашу и Валеру?
– Я похороню эту тайну в глубине своей оплеванной души! – торжественно заявил Леонидов, положив руку на тарелку с остатками бутербродов вместо положенной Библии. – Клянусь! Вы успокоились?
– Не знаю. Как-то не по себе.
– А это, милочка, совесть. Грызет червячок-то?
– Меня просто знобит. И токсикоз.
– Ну да. Идите к себе в номер, может вас вырвет.
– Фу!
– А что? Не держать же в себе всю эту дрянь?
– Да? Так я пойду. Спокойной ночи.
– Где уж. Покой нам только снится, – пробормотал ей вслед Леонидов, плотнее закутыва ясь в одеяло.
Реверансы Эльзы были ему не вполне понятны. Что она там задумала? Неспроста этот визит. И перемена показаний неспроста. Здесь кроется какая-то тайна. А тайны Леонидов обожал. И, видимо, не он один.
Когда Эльза скрылась в своем номере, и раздался скрежет ключа в замочной скважине, он громко и отчетливо сказал:
– Татьяна, выходите! Там дует у двери.
Раздался скрип двери, которая после его слов открылась, и жена трагически погибшего управляющего Валерия Иванова неуверенно вышла в холл. Пытаясь приглядеться в темноте.
– Диван здесь, – сказал Алексей. – И я на диване тоже здесь.
– Как вы узнали, что я подслушиваю? – спросила Татьяна, подойдя к дивану. И опускаясь на место, еще не остывшее от сидения на нем Эльзы.
– Во-первых, у меня тонкий слух. Я уловил, как скрипнула дверь. Во-вторых, вы громко дышите. А в-третьих, я ни за что не поверю, что резкая смена настроения Эльзы обошлась без вас. Вы следите за тем, чтобы она чего-нибудь лишнего не сболтнула? Ну и как? Она справилась?
– Откуда вы знаете, что это я ее уговорила?
– Вчера при выносе тела вы так по-семейному держались рядышком, – скромно сказал Алексей. – А еще поутру за волосы друг друга таскали. Значит, нашли-таки общий интерес?
– Я все равно ее ненавижу. Ненавижу!
