- А почему именно этих женщин? И непременно не одних? С мужчинами?
- Хотел сделать подборку. О любви.
- Какая же здесь любовь? Ты следил за ними, что ли?
- Нет.
- А у нас создается такое впечатление, что следил.
Лейкин не ответил. Равнодушно взглянул на фотографии и уставился в пол.
- Признание напишешь? – тихо спросил его Алексей.
- В чем?
- Ты убил?
- Докажите – напишу.
- А насчет того, что чистосердечное признание…
- Не буду я вам помогать. Хотите петлю мне на шею надеть – надевайте. Но прыгать с табуретки не буду. Придется меня подтолкнуть. А, Леша?
- Хорошо. Серега, отправляй его в камеру.
Барышев пожал плечами. Когда Лейкина увели, спросил:
- Ну, что, конец? Осталось только дождаться результатов экспертизы?
- Странно все это. Кстати, обратил внимание, что нет ни одной фотографии Виктории Воробьевой?
- Ну и что?
- А почему нет?
- Выкинул, наверное.
- А почему остальные не выкинул? Кстати, где их нашли?
- В комнате у его матери. Тайничок она там организовала.
- А тебе не кажется это странным? Кстати, как она отреагировала?
- Да что ты заладил: «кстати, кстати».
- Как она отреагировала? – повторил Алексей.
- Плохо, - криво усмехнулся Барышев. – Долго на порог не пускала. Здоровая тетка, хоть группу захвата вызывай. Когда Лейкина уводили, начала кричать, как сумасшедшая. Пришлось скорую вызвать. И парочку здоровых санитаров. Должно быть, ее в больницу увезли.
- В какую больницу?
- Я еще не выяснял.
- Ну, так выясни!
- А что ты кричишь?
- Извини. Эта женщина мне с самого начала показалась странной.
- А Лейкин? Не странный? По-моему, явный психопат. Стерег свои цветочки, а потом приревновал их и задушил. Ты обратил внимание на фотографию Лилии?
- Ту, что с Сухановым? Конечно. В тот вечер, оказывается, не только Элла Эдуардовна у ресторана была. И, все-таки, не понимаю: зачем он их фотографировал?
- Тайно любовался.
- Ладно. Звони, выясняй, где Анна Валентиновна Лейкина. Надо срочно ее навестить.
… Через полчаса они ехали в районную психиатрическую лечебницу, куда мать Николая Лейкина отправили после того, как с ней случился истерический припадок.
… все цветы мне надоели
Холодно. Холодно и страшно. Тепло куда-то ушло. И свет. Тепло и свет. Голова как-то странно гудит. Надо сосредоточиться. Но мысль невозможно удержать. Она все время растекается. Яйцо. Сырое яйцо. Его разбили, плеснули на раскаленную сковородку. Оно растеклось по ней, зашипело. Коля. Коля!
Нет, сняли с огня. Поставьте обратно. Еще одно сырое яйцо. О чем это? Лучше бы оно оставалось в скорлупе. Кальций. Известь. Истолочь и посыпать землю вокруг цветов. Да! Вот оно! Я помню! Наконец-то помню! До того, как они начали растекаться, они были в скорлупе! Ах, какое чудное было время! Он так их берег! Аккуратно, осторожно сложить эти яйца в белоснежной скорлупе в плетеную корзиночку. Чтобы не разбились. Воспоминания. У меня что-то отняли. Но что?
Ничего не вижу. Только себя. Это значит, что я одна. Моя Вселенная. Мой Космос. Хорошо. В сущности, так даже легче.
Давно надо было прийти сюда. Целая Вселенная одиночества. Что-то не пускало. Любовь. Знакомое слово. Хлоп. Разбилась скорлупа. Холодно. Дайте сюда сковородку. Нет, не это. Это просто забвение, а мне нужно тепло.
Но, не слышат. Спать.
2
Этого заведения побаиваются все. Стены, выкрашенные в цвет унылой безнадежности, решетки на окнах, стойкий запах медикаментов. Врачи и медсестры насмотрелись всякого и на людей реагируют вяло. Нервы у них, что стальные канаты. И минимум эмоций. Впечатлительные товарищи в таком заведении долго не выдерживают.
- Милиция, - представился главврачу Барышев.
Тот нисколько не удивился:
- Что, кто-то из наших пациентов от уголовной ответственности закосил?
- У вас таких, должно быть, немало, - усмехнулся Алексей.
- А у нас всяких немало. На любой вкус.
- Наполеонов много? Как насчет мирового господства?
- На этом уже трудно свихнуться.
- А на чем тогда легко?
Они проходили по длинному коридору к кабинету главврача. Тот кивнул на одну из дверей:
- Слышите, стреляют?
- Куда?
- В виртуальных монстров. У меня таких половина отделения. Стреляют. Целыми днями стреляют. Или уставятся в одну точку и сидят. Ступор. Доигрались, называется. Мозг работал с максимальным напряжением, а тело было неподвижно. Вот организм и не выдержал. Конвульсии, глубокий обморок, а потом вечная погоня по виртуальному лабиринту. Подростки, в основном. И студенты. Я, знаете, не сторонник компьютерных игр. Родителям бы надо поосторожнее. Так вам кто нужен-то? Заходите в кабинет.
Он гостеприимно распахнул дверь, передвинул в сторону какие-то бумаги, освобождая на письменном столе кусочек свободного пространства.
- Женщину вчера привезли, - присел Алексей в кресло напротив. – Лейкина Анна Валентиновна. У нее, говорят, припадок случился.
- А, Лейкина… Простите, как вас?
- Леонидов Алексей Алексеевич. А это оперуполномоченный Барышев. Сергей, удостоверение…
- Не надо, - махнул рукой главврач. – Верю, что оперуполномоченный. Данные у вас, господин Барышев, выдающиеся. Да ... Игорь Петрович Минаев. Хозяин этого милого заведения. Нравится у нас?
- Упаси Боже! – вздрогнул Алексей.
- Что так? Быть сумасшедшим не так уж плохо. Особенно при нынешней реальности. Вот где настоящее безумие. Телевизор по этой причине, простите, давно уже не смотрю. У меня свое кино: мои больные. Они, ведь, счастливы, как дети. Картинки рисуют. Посмотреть хотите?
- Нет, спасибо.
- Зря, - с сожалением сказал Игорь Петрович. – Диссертацию пишу. Тема благодатная, материала, хоть отбавляй. А картинки занятные. Это нам кажется, что в голове у них хаос, а там, может быть, божественный свет.
- Да вы философ, - усмехнулся Алексей.
- Приходится. В таком месте надо быть либо палачом, либо философом. Прятаться либо за жестокость, либо за собственные мысли… А Лейкина – случай не интересный. Скучный, я бы сказал.
- Она раньше к вам попадала? – спросил Алексей.
