— Кто там? — спросила Ада Станиславовна.
— Монти.
Дверь открылась. Она была крайне удивлена. Монти пришлось импровизировать:
— Мне показалось, что я вас обидел.
— Нет, что ты!
— Но мне показалось.
Он вошел в квартиру.
— Одну минутку, — сказала Ада Станиславовна и скрылась в ванной. Видимо, она уже успела снять макияж и не хотела предстать перед ним в таком виде. Удача была на стороне Монти, он сделал несколько шагов по коридору и нажал на ручку двери, за которой находилась мастерская Стаса.
Дверь открылась. Комнатка была крохотной и ужасно захламленной. Повсюду кисти, тряпки, холсты, чистые и заляпанные красками, ибо это было трудно назвать картинами. На стене прямо перед Монти висел портрет девушки. Это был тот самый портрет, который он видел на Арбате. «А Лопухин сказал, что все стены увешаны ее изображениями», — подумал он с удивлением. Потому что других женских портретов в мастерской не было. Это лицо ему не нужно было запоминать, тогда, на Арбате, он смотрел на портрет достаточно долго. Тут Монти услышал, как хлопнула дверь, и вышел из комнаты. Ада Станиславовна ничего не заметила.
А вскоре он ушел под благовидным предлогом. Ему предстоял визит в педагогический институт.
27 АВГУСТА, ЗА ПОЛНОЧЬ
Следователь старательно записывал в протокол все, что говорил Монти. В этом месте он поднял голову, на его лице было отвращение. Следователь собирался что-то сказать, Алексей же не хотел, чтобы Монти сейчас замолчал, и взял инициативу в свои руки:
— Значит, Лопухин нанял тебя, чтобы очернить невесту своего сына? И развести их? Я так понял, что он хотел женить Стаса на Асе? — спросил он.
— Да, — кивнул Монти. — Вы правильно поняли.
— Скажи, пожалуйста, ты и в самом деле не знаешь, кто из трех женщин, сидящих в зале, твоя мать?
— Да если бы я знал! Надо мне было ломать комедию? Я же их спрашивал! Пытался выяснить, делал намеки! Нечаева отрицает, что у нее был ребенок. А Новинская ведет себя странно.
— Хорошо, — кивнул Алексей. — Оставим это. Ты получил от Лопухина деньги?
— Нет.
— Почему?
— Потому что… Вы меня не дослушали. Я и сам поначалу не понял, что произошло. Это цепь чудовищных совпадений! В которые трудно поверить! Такое ощущение, что меня преследует злой рок! — с отчаянием сказал Монти.
— Я так понял, что Лопухин тебе не заплатил, -вмешался следователь. — И ты его за это убил.
— Да я же сказал, что мне не нужны были его деньги!
— Да что ты здесь Ваньку… — начал, было, следователь, но Алексей его остановил:
— Момент. Александр Юрьич, выйдем на пару слов.
Следователь поморщился, но, прихватив папку, вслед за Леонидовым вышел в коридор. Дверь за собой плотно прикрыл.
— Ну? — нетерпеливо спросил он. — В чем дело?
— Я уже сказал, что нам приходится рассчитывать только на чистосердечное признание преступника, — сказал Алексей. — Улик у нас нет. Пока нет.
— Что это значит?
— Я хочу проделать один трюк. Для этого нужно двое понятных. Не из числа тех, кто сидит в зале, потому что теоретически любой из них может оказаться убийцей. Надо позвать кого-нибудь из обслуживающего персонала.
— Что за трюк? — деловито осведомился следователь.
— Здесь нужен элемент неожиданности. Иначе все насмарку. Сейчас мы дослушаем Монти и, я думаю, нас ждет самое интересное. Потом мы все пройдем в зал. Сечкин приведет понятых. И я проделаю свой трюк. После этого, думаю, убийца признается.
— Ладно. Как скажешь, — кивнул следователь и крикнул в сторону холла: — Сережа!
Появился один из сотрудников милиции, выехавших в составе опергруппы на место происшествия.
— Организуй-ка нам двух понятных. Из обслуживающего персонала. Что будем производить? -и следователь повернулся к Алексею.
— Изъятие улики.
— Все понял, Сережа?
— Все будет, Александр Юрьич, — заверил тот. И ушел за понятыми.
— Этот… — следователь невольно поморщился и кивнул на дверь. — Будет участвовать?
— А как же!
— Нет, но какой мерзавец!
Алексей пожал плечами и толкнул дверь. Монти сидел с безучастным видом, все так же закинув ногу на ногу.
— Ну что, Лаптев? Продолжим? — спросил следователь, вновь усаживаясь за стол и открывая свою папку.
— Я готов.
— Мы остановились на…
— На том, как я поехал к институту.
Следователь взял ручку и приготовился записывать.
ТРИ МЕСЯЦА НАЗАД
Монти стоял у входа и разглядывал выходивших из здания женщин. Пединститут. Как много хорошеньких! На него косятся. Монти посмотрел на часы. Начало четвертого. Занятия у нее закончились. А если она с подружками заболтается? Или пойдет на дополнительные? И вообще: как с ней знакомиться? Лопухин сказал, что она — девушка строгих правил. Возможно, что со Стасом у нее любовь. Настоящая. Монти вновь начал злиться. Скажите, пожалуйста! Его любят! Стаса! Этого неудачника! Да, да, неудачника! Замуж за него собираются! И все у него в порядке, у этого Стаса! Никакой патологии, противоестественных наклонностей! Конечно! Ему в нежном возрасте не говорили, что он подкидыш! Жениться он собрался! Жениться ты, конечно, женишься, но счастья тебе не будет. Тебя просто используют, как вещь. Причем, собственный папенька использует. Продаст. За особняк на Рублевке и миллионные счета в банке. И будешь ты мучиться со своей наследницей миллионов. А любимая женщина тебя бросит. Но как же с ней все-таки познакомиться? Банально начать приставать на улице? А вдруг ей это не понравится? У нее ведь уже есть парень. Как?
И вдруг… Он глазам своим не поверил! Из дверей института вышла… Надя! Да-да! Та самая девушка, которую он подвозил пару недель назад по дороге в деревню, где пытался выяснить правду о своем рождении! Монти был так потрясен, что сначала заметил только ее и не обратил внимания на спутницу Нади. И только потом сообразил, что это она, девушка с портрета! А говорят, что сейчас таких нет! Они с Надей, оказывается, подруги! Как же это облегчает его задачу!
Он пригладил волосы и направился к девушкам.
— Привет!
Надя оторопела. Потом растерянно спросила:
— Как ты меня нашел?
— О! Это было непросто! Как видишь, мне понадобилось целых две недели.
— Ася, это Монти, — повернулась Надя к подруге. — Я тебе рассказывала.
Ее подруга мило покраснела. «Значит, ее зовут Асей», — подумал он. — «Редкое имя!».
— Разрешите мне вас подвезти, милые дамы, -Монти слегка поклонился. — Прошу в мою карету!
