— Как это у вас все ловко получается? — интересуется у Апельсинчика Мария Залесская. — Ну, еда?
— Очень просто. Надо только любить то, что делаешь, — говорит Людмила. — Я, например, обожаю готовить.
Апельсинчик со вкусом облизывает испачканный в соусе пальчик. Залесская в ужасе округляет глаза:
— Но это же уйма времени! Так нерационально. И все съедят за один вечер! Нет, это же просто нерационально!
— А что рационально? Что?
— Ну, посвятить свою жизнь чему-нибудь стоящему.
— Это можно, если нет мужчины, которому ее стоит посвятить, — пожимает плечами Люська.
— Но это же рабство! Как вы, женщина… Как вы можете?!
— Именно потому, что женщина, и могу.
— Нет, я все-таки вас перевоспитаю.
— Ха! — вскидывает голову Люська.
— Вы невоспитанны. Этот ужасный цвет волос, эта косметика, эти мысли… Вы… вульгарны.
— Но-но! Сама такая.
— Грубиянка!
— Мымра! Старая грымза!
— Да я вас… я… Опишу в своей новой книге! Как резко отрицательный персонаж!
— Ну и пожалуйста! — Но Люська обижена. — «Oтрицательный»! Ха! Чего пришла сюда? Лишу вас ужина. Не дам еды.
— Я пришла выпить лекарство! — гордо заявляет Залесская и достает из кармана очередной порошок. Наливает в стакан кипяченой воды, разворачивает бумажку. Этот процесс зрители канала ММ-2 наблюдают по нескольку раз за день. Залесская, широко раскрыв рот, аккуратно ссыпает туда белый порошок. Запрокинутая голова, судорожное глотательное движение белого горла. Люська передергивает плечами:
— Но почему не таблетки? Я такие порошки только в детстве видела. Была еще аскорбинка, желтая такая, и тоже в бумажке.
— Вот-вот, — вдруг оживляется Залесская. — Видите ли, я ненавижу лекарства, но у меня больной желудок. И печень. И… Впрочем, это не важно. Когда я была маленькая, мама каждый день давала мне эту аскорбинку в порошках. Я очень любила свою маму, — жалобно говорит она.
— И поэтому лекарства в порошках пить можете?
— Да-да. Именно в порошках. Все в порошках. Странная привычка, но ведь все мы не без странностей?
— Да уж.
Мария Залесская вдруг опускает руку в карман и черпает оттуда целую горсть свернутых аккуратными прямоугольничками белых бумажек:
— Вот. Видите сколько?
— И вы все это пьете?! — с ужасом восклицает Люська.
— Но я жить не могу без лекарств!
Порошки снова сыплются в бездонный карман под внимательным Люськиным взглядом:
— Надо же!
Она в общем-то добрая, Апельсинчик. Примирительно говорит:
— Ладно, идите за стол. Раз у вас желудок больной, надо хорошо кушать.
— Вы удивительно отходчивый человек! — умиляется Залесская.
— Ну уж нет, — бурчит Люська. — Вот эту бы Виолетту…
— Кто здесь говорит про меня? — Красавица заглядывает на кухню. Ее белокурые волосы густо набрызганы лаком для волос.
— Фу! — морщится Люська и машет в воздухе рукой. — Ну и амбре! Милая, для кого мы теперь стараемся? Сенечки ведь нет с нами.
— Были бы мужчины-ы… — томно тянет Виолетта. — Наш программист тоже очень ми-илый мальчик.
— Боюсь, что ему неинтересны женщины без мозгов, — фыркает Люська.
— Именно поэтому у тебя нет никаких шансов, — невинно смотрит на нее Виолетта.
— Что-о?! А ты… Ты умная, да?
— Красивой женщине ум ни к чему, а вот всем прочим…
Тут с Люськой объединяется даже Мария Залесская. К Виолетте у нее хроническая неприязнь, как и ко всем красоткам, перед которыми мужчины заботливо открывают двери:
— Красота, дорогая моя, со временем проходит.
— А я этого не боюсь! — Виолетта трясет белокурыми кудрями. Красавицу можно понять: ей только двадцать два года.
— Хотела бы я на тебя посмотреть лет этак через двадцать, — говорит Люська. — Когда ты будешь толстая, озабоченная первыми морщинками на лице и целлюлитом, сварливая, мерзкая, отвратительно стареющая грымза!
— Но я еще доберусь до твоего мужа! — огрызается Виолетта. — Успею! Говорят, он красавчик! Жаль, что мы раньше не встретились, но все еще впереди. И как он женился на такой… крокодилице.
— Ах ты…
Люська ревнива, очень ревнива. Сережа — ее драгоценная, ни с кем не делимая собственность. У Апельсинчика явно открытая конфронтация с Виолеттой. Любовь способна изменить человека как в лучшую, так и в худшую из сторон. С дуршлагом наперевес Людмила Иванова бросается на красавицу Виолетту.
— Девочки! Девочки! — пытается разнять их Мария Залесская.
— Что такое?! — На кухне появляются мужчины.
Люська приходит в себя:
— Так. Разминка перед ужином, — говорит она, раскрасневшись. — А эта… — тыкает пальцем в Виолетту — эта нахалка еды не получит!
— Ну и пожалуйста! Я все равно на диете. А от вашего варева и мыши в доме сдохнут!
— Что?! Мыши?! Да это от твоего лака для волос они сдохнут! В ванной уже дышать нечем! Ну, я тебе еще покажу!
Виолетта предусмотрительно исчезает и уже в гостиной подсаживается к Алексею Градову с вопросом:
— Вот как, по-твоему, Лешечка, какие женщины больше нравятся мужчинам, умные или красивые?
Камера теперь показывает гостиную: зрителям интересна именно Виолетта. После выхода из «Игры» Сени она единоличный лидер в рейтинге.
— Я знаю точно, что не нравятся те, которые вешаются на шею всем подряд, — осторожно отодвигается от красавицы программист.
Люська, торжествуй!
— Слушай, а почему ты все время с Зосей? — прищуривается Виолетта. — Вы, часом, не общий интерес нашли?
— Да. Нашли. Компьютеры, — кивает Алексей Градов.
— А я про сексуальную ориентацию, — хихикает Виолетта. — Ты, часом, того… не голубой?
— Нет, — очень спокойно отвечает он.
— Тогда это только вопрос времени, — подмигивает Градову Виолетта. Она уверена в собственной неотразимости.
— Господи, вот кошка! — вздыхает писательница-феминистка, появляясь с тарелками в гостиной.
Виолетта только заливисто хохочет.
«Уж лучше бы она взялась за инженера!» — думает Люба. Хотя, приклеиваясь к Градову, красавица здорово повышает его рейтинг. Зрителю будет неинтересно, если программист вылетит из «Игры». А так можно строить предположения: удастся ли Виолетте уложить в койку Александра Градова?
Серафима Евгеньевна спускается по лестнице, поддерживаемая под руку Зосей:
