– Нет, но я пишу стихи.
– Я так и знал, что у вас есть какой-то талант, – обрадовался цесаревич. – Вы непременно должны нам их почитать.
– Когда я здесь немного освоюсь, с удовольствием, – она уже пожалела, что сказала об этом. – Но я забыла сказать, что стихи, которые я пишу, плохие.
– Разве вы что-то можете делать плохо? – сказал цесаревич, с видом знатока разглядывая ее фигуру.
– Я обычная женщина, ваше высочество. Право, не стоит меня выделять.
– Вы скромничаете, графиня. Впрочем, вам и скромность к лицу, – он все с той же улыбкой задержал взгляд на ее пышной груди. – Так решено: вы и ваши таланты становятся отныне нашей собственностью, – пошутил Александр. – Разве можно оставаться равнодушным к красоте, как вы сами изволили заметить?
День, проведенный во дворце и повергший графиню Ланину в такое отчаяние, чрезвычайно воодушевил Аннету.
– Это замечательно, ma chére, что ты так несговорчива. Теперь тебя будут пытаться приручить, и это должно быть увлекательно. Двор полон похожих друг на друга людей, с почти что одинаковыми лицами, с одной и той же манерой обхождения, одними и теми же заученными словами. Каждый боится хоть как-то выделиться, хоть в одежде, хоть в речах. Поэтому царский двор стал невыносимо скучен. А какие раньше были приемы! Какие балы! Какие роскошные драгоценности носили дамы! Ты, как свежий ветер, прорвалась к нам и напомнила государю его молодость.
– Может, все дело в том, что его любовница беременна, и он срочно ищет ей временную замену?
– А кто мешает временному стать постоянным? Все зависит от тебя, моя милая.
– Мне предложили вместе с Марией Александровной и великими княжнами брать уроки живописи у Шибуева, – вздохнула Александра. – Это учитель рисования самого императора. Думаю, когда вернется Алексей Николаевич, он найдет во мне большие перемены. Как бы мы совсем друг от друга не отдалились. Если только он не вернется скоро и не сможет всему этому помешать.
Через несколько дней она с грустью читала полученное от мужа письмо. «Милая моя Сашенька. Я, как мог, старался сократить сроки моей инспекционной поездки, но, к великому моему огорчению, дела находятся в чрезвычайно запущенном состоянии. Я только что получил высочайшее повеление со всем этим разобраться. Поэтому вынужден задержаться в Москве, и не могу с уверенностью сказать, как долго это продлится. Мне сообщили о твоих успехах при дворе. Полагаю, ты всем довольна. Аннета по-прежнему будет тебе покровительствовать, положись на нее во всем. Твой любящий муж».
Прочитав это, она не удержалась и заплакала. Ведь он оставил ее совсем одну! И где взять силы, чтобы противостоять всем этим интригам и соблазнам?
… После объяснения с ней Элен на время притихла. Александра уже праздновала победу, думая, что графиня Безобразова готовится покинуть ее дом. Тогда можно будет заняться наконец его перестройкой.
Она как раз рассматривала образцы, присланные с Царскосельской обойной фабрики, чью искусную работу уже отметила во время визита в Михайловский дворец, когда в комнату вошла Элен.
– Я хотела бы устроить небольшой вечер, – как ни в чем ни бывало, сообщила графиня Безобразова.
– По-моему, время для этого не слишком подходящее.
– Ах, не прикидывайтесь ханжой, maman, – с досадой сказала Элен. – И потом, вам не все ли равно? Вы целые дни проводите в Зимнем. Говорят, вы берете уроки живописи, – в голосе падчерицы прозвучала ирония.
– И говорят, у меня неплохо получается.
– Должно быть, именно живопись так привлекает вас в Зимний дворец.
– Именно так, – спокойно ответила Александра.
– Так я пошлю приглашения? – Элен говорила об этом, как о деле решенном.
– Делайте, что хотите, – презрительно посмотрела она на графиню Безобразову. – Но только до приезда моего мужа.
– Как вам будет угодно, – холодно кивнула Элен и удалилась.
День выдался утомительным. Присутствие во дворце с утра до вечера требовало постоянного напряжения. Придворный этикет был слишком строг, и Александре, которая воспитывалась совсем не как дворянка, соблюдать его порою было просто невыносимо. Она чувствовала, что уже устала от этих одинаковых светских улыбок, заученных поклонов и тайного презрения всех этих дам и господ, с детства приученных быть при дворе.
– Какая вызывающая женщина эта графиня Ланина, – услышала она как-то, проходя по путаным коридорам Зимнего в покои великих княжон. Две придворные дамы обменивались мнениями.
– Слишком вызывающая. Я бы даже сказала, до неприличия.
– Зато мужчины от нее в восторге.
– Она же попирает устои! Если дело так дальше пойдет, при дворе появятся разного рода проходимцы. Во что тогда превратится двор?
– Она-то по крайней мере древнего рода. Ее мать – урожденная княжна Михайлова-Замойская.
– Откуда же тогда эти дурные манеры? Будто ее на конюшне воспитывали, а не в пансионе для благородных девиц! Да так оно, должно быть, и есть!
Александра с каменным выражением лица прошла мимо, да и дамы, надо сказать, ничуть не смутились. Зато порадовал Шибуев, отметивший у нее способности к живописи. Большую часть времени профессор, почетный член Академии художеств, проводил подле великих княжон, в то время как графиня Ланина, стараясь не привлекать внимания, корпела в уголке за своим мольбертом.
– Вам надо ехать в Италию, – ласково сказал Иван Кузьмич, глянув на написанный ею по памяти пейзаж: вид из окна на зимний сад, голые ветки деревьев, сиротливо торчащие из-под снега. – Вас отличает реализм, вовсе не свойственный особам вашего положения и происхождения. Можно даже сказать, что вы безжалостны к тому, что видите. И это замечательно, потому что отличает вас как живописца от всех прочих. Тем более, что вы – женщина, – Шибуев невольно вздохнул. – За границей вы сможете совершенствовать свое мастерство. Я, увы, не могу уделить вам достаточно внимания, графиня. Или, вот что… Поезжайте-ка в Академию, к Карлу Павловичу.
– К самому Брюллову? – испугалась Александра.
– Он вряд ли захочет вас принять, Карл Павлович ненавидит свет и считает всех его дам пустыми и скучными. Но вы настаивайте. Покажите ему свои работы, я уверен, что он их оценит.
– Лучше уж я поеду в Италию, – пошутила она.
– Пока вы состоите на придворной службе, это невозможно. – Профессор с грустью посмотрел на великих княжон, всем своим видом говоря: «я тоже человек придворный и подневольный» и со словами: «Желаю вам успехов, графиня», отошел к своим царственным подопечным.
«Ехать в Италию? – думала она по дороге домой. – Да со всей моей радостью! Только прав Шибуев: кто же мне позволит? Обратной дороги нет, я все больше увязаю в дворцовых интригах. И это называется счастье?! Неужели именно к этому все стремятся?!»
Александра надеялась отдохнуть по приезде домой и сильно огорчилась, увидев, что у подъезда ее особняка на Фонтанке стоят экипажи.
