– А если я сейчас разверну карету и поеду прямо в Зимний? Брошусь к ногам государя и расскажу ему все? – спросила она у Веры.
– Да как же вы войдете-то к нему? Никак нельзя, – покачала головой та.
– Не сейчас. Утром.
– А вдруг он уехал куда или завтра будет занят? – здраво рассудила Вера. – Да мало ли у государя дел?
– Да, ты права. Надо бежать. Федот дорогу-то знает?
– Как не знать? Возил его сиятельство в саратовское имение. Ваша-то Иванцовка совсем рядом. Федот так сказал. Нам бы только на тракт выехать, а там… – Вера махнула рукой.
– А никакой тайной дороги твой Федот не знает? Так, чтобы следы запутать?
– Знает, как не знать? Только долго нам ехать придется, ваше сиятельство. На своих ведь, не на почтовых. Лошадям роздых надо будет дать.
– Ничего, я не неженка. У смотрителя заночуем или на постоялом дворе.
– Да Господь с вами! Вы да на постоялом дворе! С клопами! Я их и то боюсь до смерти!
– Ничего, – Александра улыбнулась.
– Вы бы поспали, ваше сиятельство, – сказала Вера, укрывая ей ноги.
Она и в самом деле измучилась и устала, ее даже начало знобить. Жизнь Александры долгое время была такой налаженной, такой спокойной, и в один момент все исчезло. Ее хрупкое счастье оказалось похоже на хрустальный бокал. Как долго она держала его в руках, наслаждаясь игрой наполняющего хрусталь пьянящего напитка! И вдруг в ее руках оказались одни только осколки. И порезали они больно, до крови.
Почему она так несчастна теперь? Невозможно любить двоих, и тем не менее с ней это случилось. Пока между ней и Сержем будут стоять неодолимые препятствия, а они будут стоять всегда, она будет его любить. В этом загадка любви, которая, как сказала недавно Кэтти, есть также и жалость. Он тоже сопротивляется этой любви, но по привычке своей желать лишь запретный плод, распаляет себя все больше и больше. Серж таков от природы, он вовсе не предназначен для размеренной семейной жизни и будет упорно искать своей гибели, лишь бы не стать тем, чем рано или поздно становятся все. Вышколенным придворным, мечтающим только об очередном ордене и чине или вконец обленившимся помещиком, целые дни проводящим на диване, в засаленном халате и колпаке. Победа, одержанная Екатериной Григорьевной, ненадолго. Серж обдумает свое положение, соберется с силами и найдет какой-то выход. Он ей обязательно отомстит.
Александра не заметила, как задремала. Она приказала кучеру ехать без остановки первые полсуток, как можно дальше от Петербурга. Ехать, пока лошади и сам Федот не будут валиться с ног. Карету все время трясло, она оказалась старой, с плохими рессорами, и Александра не раз пожалела о своем новеньком ландо. Теперь она сомневалась, сумеет ли выдержать в своем положении утомительную дорогу, тряску, неудобства, связанные с ночевками на скверных постоялых дворах. Наличных денег у нее было не много, а возможности заложить свои драгоценности она не имела. В руках у нее находилось целое состояние, но пустить его в ход при таких условиях было нельзя.
Ехали они долго, хотя Вера не раз спросила:
– Прикажете остановиться, ваше сиятельство?
Каждый раз она говорила «нет» и когда, наконец, вышла из кареты, была чуть жива. Тяжело опираясь на руку Веры, Александра прошла в домик станционного смотрителя.
– Прикажи вздуть самовар, – торопливо сказала его жене камеристка. – И комнату приготовь для ее сиятельства.
Вера сунула женщине деньги, видимо много, потому что та, почтительно поклонившись, тут же ушла готовить комнату.
Александра с трудом заставила себя поесть. Потом она долго лежала с закрытыми глазами, чувствуя, что смертельно устала, но уснуть, тем не менее, не может. А ведь они не проехали и половины пути!
– Выпейте это, – Вера поднесла ей ко рту чашку. – Травяной отвар, ваше сиятельство. Сразу полегчает.
Она послушно выпила отвар и вскоре уснула. А утром оказалось, что она хорошо отдохнула и готова ехать дальше. Следующие сутки прошли легче, видимо Александра начала привыкать к дороге. Тряска уже не казалась ей такой сильной, а пейзаж за окном унылым. Потом она поняла, в чем дело: она ведь ехала на родину, по которой уже успела соскучиться. И чем дальше отступала от дороги волна леса, обнажая угольно-черные берега, поросшие мелкими травами, тем ей становилось легче.
«Домой… – скрипели колеса. – Шурочка Иванцова едет домой… домой… Нет больше ее превосходительства графини Ланиной… Я возвращаюсь… домой…»
На четвертые сутки они уже не ехали, а тащились. Лошади устали, Вера то и дело клевала носом, Федот тоже, похоже, дремал, сидя на козлах. Вдруг карета резко подпрыгнула на очередном ухабе, жалобно задребезжали рессоры.
– Где мы? – встрепенулась Александра.
– Кажись, другой дорогой поехали, – зевнула Вера. – Федот сказал, так короче будет.
– А постоялые дворы тут есть, на этой дороге? Ночевать-то где будем?
– Федот, небось, знает, куда едет. Да вам не все ли равно, ваше сиятельство? Спите, – посоветовала Вера.
Но ей, мало того, не спалось, отчего-то было тревожно. Этой дороги она не знала, все здесь казалось Александре чужим. Да и лес какой-то не такой, опять густой, а сама дорога узкая. Будто не вперед едут, а назад, в столицу.
– Стой!!! – услышала вдруг Александра чей-то отчаянный крик.
Она вздрогнула и схватила Веру за руку:
– Что там?
– Люди какие-то, – сказала та, выглянув из окна кареты. И вдруг страшно закричала: – Пошел!! Гони, Федот!! Гони!!!
Смеркалось, они уже собирались искать ночлег. И вдруг карету окружили какие-то люди! Слышно было, как свистнул кнут, как отчаянно заржали напуганные лошади. Карета дернулась и какое-то время не ехала, летела, грозя на глазах рассыпаться, но испуг у лошадей прошел быстро, а усталость взяла свое. Ход резко замедлился, как ни кричал и ни бил лошадей кнутом насмерть перепуганный кучер. Казалось, еще минута и они повалятся на землю без сил, а карета встанет. Вера, закрыв лицо руками, молилась.
– Стой, сукин сын! Каналья! – раздалось за окном грозное.
– Господи! – ахнула Вера. – Спаси нас, Господи, и сохрани! – и торопливо, мелко-мелко начала креститься.
– Где пистолет?! – крикнула ей Александра. И торопливо кинулась к баулу, стоящему рядом с камеристкой.
– Бог с вами, ваше сиятельство! – взвизгнула та. – Зачем?!!
Александра, не слушая ее, выхватила из груды своих никчемных теперь тряпок пистолет и торопливо, просыпая порох, принялась его заряжать. Хорошо, что денщик Василия Игнатьевича, воспитывавший Шурочку, научил ее обращаться с оружием!
За окном метались какие-то тени, отчаянно кричал Федот, погоняя лошадей. Она наконец зарядила пистолет и, не имея возможности прицелиться во всадника, руководящего бандитами, выстрелила наугад, в чье-то бородатое лицо. Карету заволокло дымом, Вера отчаянно завизжала, а за окном раздался чей-то душераздирающий вопль:
