– Вы еще рассчитываете спасти этого человека, вероятно для того, чтобы спастись самой. Вы должны отдать мне эту записку.
– А что остается мне?
– Вы позволяете себе торговаться, сударыня?!
– Я спасаю своих детей! – вскинула голову Элен.
– Ах, да! Я совсем забыл, что один из них – сын господина Соболинского! Он вам, должно быть, особенно дорог, этот мальчик. Что касается вас, вы немедленно уедете в свое тамбовское имение и останетесь там до конца своих дней. То есть, я хотел сказать, моих. Моя смерть, разумеется, даст вам свободу. И деньги, ибо мне некому более оставить наследство, кроме как вашему старшему сыну. Но сами вы и ваш младший сын не будете иметь ничего. Ваше содержание будет на совести единственного сына графа Безобразова, так что все зависит от того, какое воспитание вы ему дадите и сумеете ли внушить к себе уважение, а к брату любовь. Что же касается меня, то я постараюсь прожить как можно дольше. Если только вы не задумаете меня убить так же, как вы убили мою бедную жену. Но я позабочусь о том, чтобы себя защитить. А также и о том, чтобы в оставшиеся мне годы жизни спустить как можно больше.
– Но я же ваша дочь! – жалобно вскрикнула Элен. – Как вы можете так поступить со мной?! Ведь она… Она была никто… Какая-то…
– Не сметь! – он еле удержался, чтобы ее не ударить. – А вы, сударыня, кто?! Кто вы?!! Неужто порядочная женщина?! Да женщина ли вы вообще?! Уезжайте, – устало сказал он. – Вы женщина, по крайне мере, считаетесь таковой, и вы будете жить. С остальными участниками этой драмы я не буду столь милосерден.
Элен зарыдала.
– Я полагаю, что госпожа Осинкина все это время вам помогала? – вспомнил вдруг он. – Прошу вас передать ей от моего имени, чтобы она немедленно покинула мой дом.
– Но ей скоро рожать! Дайте ей хотя бы сделать это здесь, а не в дороге! А мне помочь ей, побыть подле нее, поскольку я ее ближайшая подруга.
– Вы надеетесь выиграть время? Полагаете, что через месяц-другой я смягчусь? Напрасно, сударыня, вы так думаете. Я завтра уезжаю. Хочу увидеть могилу моей жены. Когда я вернусь, мне не хотелось бы застать здесь вас и госпожу Осинкину. Это последнее, что я могу для вас сделать.
– Отец…
– Оставьте меня. И не забудьте отдать мне ту записку. Если же вы попытаетесь ее уничтожить…
Элен встала. Глаза у нее были сухие.
– Что ж, я уеду, – сказала она. – Вы сейчас думаете, что я сделала вас несчастным, на самом же деле, я вас спасла. Потому что я люблю вас.
– Вы никогда никого не любили, кроме себя.
– Ошибаетесь. Я хорошая дочь и хорошая мать. Я отстаивала права своей семьи и ничуть об этом не жалею.
– Уходите!
Когда Элен ушла, он еще долго сидел за столом, неотрывно глядя на алмаз. Камень опять к нему вернулся. Совершив круг зла, он словно бы успокоился и на время затих.
«Надо ехать, – подумал он. – Во-первых, я хочу попрощаться с женой. Во-вторых, встретиться с господином Соболинским, прежде чем он вернется в Петербург. Мне надо закончить все там же, где это и началось».
… Ночью графа разбудил камердинер. Поскольку спал Алексей Николаевич чутко, то проснулся, едва Федор коснулся его плеча, негромко сказав при этом:
– Ваше сиятельство… Вас спрашивают, ваше сиятельство… Говорят, дело неотложное.
– Что за дело? – спросил он голосом, в котором уже не было сна.
– Насчет какого-то Петра Сергеевича пришли.
– Зови! – велел он. – И подай мне халат.
Человек, которому он поручил следить за Петром Сергеевичем, дожидался в кабинете.
– Что случилось? – спросил он.
– Лицо, которое вас интересует, собирается бежать за границу. Выправлен подложный паспорт за немалые деньги.
– Да, деньги у него теперь есть, – усмехнулся граф.
– Что прикажите делать, ваше сиятельство? Доложить в полицию?
– Он один собирается ехать?
– Вроде как один.
– Один паспорт выправил?
– Именно так, ваше сиятельство. Один. Стряпчего, через которого дельце провернули, можно было бы в жандармское управление сдать. А там уж…
– Пусть едет.
– Как вы сказали, выше сиятельство?!
– Я сказал: отпустить.
– Но как же так? – растерялся посетитель. – А деньги? Это ж такие деньги!
– Пусть едет, – повторил граф. – Проводить до границы. Письмо, если таковое будет послано, перехватить.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – ночной гость низко поклонился и исчез.
– Федор! – крикнул граф, и велел прибежавшему на зов камердинеру: – Одеваться, живо! Мы едем немедленно!
«Я верно все сделал, – подумал он. – А главное, верно ему тогда сказал: человека, который подчинил вас своей воли, вы ненавидите еще больше, чем меня. Вот они, плоды этой ненависти! И какой предоставляется шанс для меня!»
Не прошло и часа, как он уже был в пути.
Глава 12
На подъезде к усадьбе его вдруг охватила тоска. Он ожидал, что возвращение сюда, после смерти любимой жены, будет нелегким, но то, что было с ним теперь, превзошло все ожидания. Захотелось даже крикнуть кучеру, чтобы повернул назад, а еще больше хотелось повернуть вспять само время.
Четыре года прошло с тех пор, как именно здесь он встретил обожаемую Сашеньку, но память еще была свежа. Он помнил семнадцатилетнюю девочку, сидящую на мраморной скамье в его саду с книжкой в руках. Помнил, как она его испугалась, как долго отказывалась ответить на его чувства. Девочка эта сначала показалась ему смешной, но она была такой чистой, такой необычной, отличающейся от всех салонных девиц, что он влюбился безоглядно, несмотря на огромную разницу в возрасте. И он ее добился.
И вот теперь он едет на ее могилу…
– Тпру-у-у… Отворяй! – крикнул кучер.
Ворота долго не открывали. Дворовый мужик, раздвинувший тяжелые кованые створки, смотрел на графа Ланина так, будто увидел самого черта. Алексею Николаевичу показалось, что усадьба как будто вымерла. Во всяком случае, хозяина здесь не ждали. Лишь около барского дома он встретил с десяток крестьян, которые, узрев экипаж с графскими гербами, торопливо поснимали шапки. Потом он увидел, как от дома к нему кто-то бежит.
– Где староста? – спросил он запыхавшегося парня, выходя из экипажа. Юное лицо с едва наметившимися усиками графу было незнакомо.
– На деревне, ваше сиятельство, где ж ему быть?
– А ты кто таков?
– Алешка, сын Марьи, старостовой кумы. Так ить староста вам писал, ваше сиятельство, чтобы определить меня в барскую усадьбу.
– И сколько он за это денег с Марьи содрал, каналья? Или по-родственному договорились? Тебе в солдаты надо, по возрасту вышел, вижу.
