Но я к таким людям не отношусь. Я легко прощаю оговорки. Господи, все мы люди. Назвать ее, что ли, Аленой Евгеньевной? Для проверки. В обмен на Инну Егоровну.
Но я не стала экспериментировать с несчастной женщиной. Мужественно согласилась на ужин с ней в ресторане и даже собиралась заплатить. Не знаю, насколько силен гнев «рогатого» олигарха. Вдруг он изъял у изменщицы все кредитные карты, а заодно и «Бентли»? И роскошная Алина Евгеньевна сейчас толкается в метро.
Она приехала на «Бентли». Погрустневшая, похожая на туманное облако, но все еще прекрасная.
– Бокал вина? – предложила я.
– Давайте, – вздохнула свергнутая королева.
– Штрафа не боитесь? – невольно улыбнулась я.
– А, теперь уже все равно!
– Как Юрий Анатольевич? – спросила я, когда принесли салат.
– Кошмар! Я даже не понимаю? С чего? Как можно верить прислуге!
– Значит, прислуга вас оболгала.
– Да они как с цепи сорвались! Мне надо поехать куда-нибудь отдохнуть. Но я теперь не могу воспользоваться личным самолетом Юры. Вы не знаете, где можно купить билет?
– Везде. В любой свободной кассе, – я почему-то вспомнила «Макдоналдс».
Свободная касса! Билеты в Ниццу! Вы здесь будете кушать или вам с собой?
– Там, конечно, уже прохладно, но все ж таки лучше, чем здесь, – вздохнула Алина Евгеньевна.
– Да, Ницца – это прекрасно, – кивнула я.
– А вы не хотите поехать со мной? На пару дней?
Господи! Она не знает, как меня зовут, и набивается в подружки! Или я ослышалась?
– Я не могу, Алина Евгеньевна. Скоро начнется учебный год. Вы уже не участвуете в выборах ректора?
– Почему вы так решили? – удивленно посмотрела на меня Гаврилкова.
Надо быть осторожнее. Каюсь, расслабилась.
– Раз вы решили уехать… А ситуация по-прежнему неопределенная… То есть никого еще не назначили. Вам надо быть здесь, если вы не оставили мысли стать ректором нашего университета.
– Дело в том, что муж перестал оказывать мне финансовую поддержку, – вздохнула Гарилкова. – И я хотела спросить у вас как у человека опытного. Во-первых, не поддержите ли вы мою кандидатуру? Вы ведь в Ученом совете, и к вашему мнению прислушиваются. А во-вторых… Как это вообще делается без денег?
– Без денег трудно, – я вздохнула. – Тем более что у Людмилы Ивановны они есть.
– Мы ведь можем ее каким-то образом утопить? Раз уж со мной это случилось… Я ему не изменяла! – с отчаянием сказала она. – Если бы вы знали, как мне обидно! Я пятнадцать лет хранила ему верность! Девочкой совсем еще была, когда выходила замуж! Я даже не знаю, что такое оргазм. – Она вдруг расплакалась.
– Не переживайте так. – Я слегка растерялась. Спектакль или чистая правда? Поди разбери. На всякий случай я не поверила.
– Теперь я свободна. Словно тюремный срок отбыла. – Она вытерла слезы. – Сын в колледже, в Швейцарии. Совсем чужой. Наследник миллионов. А мне куда? На улицу, конечно, не выкинет. Но вместо уважения – позор. Слухи быстро разносятся. У меня уже друзей не осталось. Разве что вы.
– Не стоило увольнять прислугу.
– Не стоило вообще брать эту девку на работу! – В ее взгляде сверкнула молния. Только раньше, когда Алина Евгеньевна еще была богиней, это могло и убить, а теперь даже вода в стакане не потеплела. – Из-за какой мелочи мы подчас теряем все!
– Очень верно замечено.
– Я даже не знаю, что мне делать… А что-то делать надо.
– Совсем не даст денег? – с сочувствием спросила я.
– Велел, чтобы все счета я присылала ему, – усмехнулась Алина Евгеньевна. – Жить могу в московской квартире, она ему, мол, пока не нужна. Пока. Хоть в Ниццу сгонять, пока на виллу еще пускают. Вы не знаете, кто она?
– Кто?
– Его новая пассия.
– Откуда? – я развела руками. Я и в самом деле этого не знала.
– Вот так проходит любовь, – вздохнула Алина Евгеньевна.
– А вы его разве любили?
– Не знаю. Я была ему благодарна. Знаете, когда мчишься по Москве в роскошном лимузине в какой-нибудь шикарный ресторан или на закрытую вечеринку, куда нет доступа простым смертным, а на тебе наряд от Шанель и салон благоухает модными духами… Чувство, которое зреет в этот момент в груди, прекрасно заменяет любовь.
– Понимаю.
– Я всегда представляла себе, как меня видят все эти люди. Которые там, за стеклом. На улице, под дождем, или под снегом. У них же слюна течет. Чтоб я так жил!
– Но это же… как бы сказать? Не очень умно. Хотя по-человечески понятно.
– Я никогда не думала, что могу все потерять. – Она тяжело вздохнула.
– Ну, вы еще ничего не потеряли. Вы очень красивая женщина, молодая, я уверена, у вас есть поклонники.
– Поклонники, да. Но чтобы меня содержать? Так, как я привыкла? Не знаю. Придется поискать. Вот если бы я стала ректором… Тогда дело другое, достойный мужчина наверняка бы нашелся. Какой-нибудь министр. Так вы меня поддержите?
– Раз мы подруги… – Я улыбнулась.
– И насчет Людмилы Ивановны. Подумайте, что можно сделать. Мне очень хочется эту мерзавку проучить. Уверена, она к этому руку приложила. К несчастьям, которые на меня посыпались.
– Не исключено.
Расстались мы почти сердечно. Я обещала ей звонить даже в Ниццу. Она просила «держать в курсе». И сулила в случае чего отблагодарить. Она еще не до конца поняла, что уже не жена олигарха. Те, кто летит с вершины стремительно, как с обрыва, ломают себе шею, но можно ведь скатиться и по ступенькам, постепенно переломав себе все: руки, ноги, да что там! Каждый палец! Пока душа не превратится в кровавое месиво от бесконечных унижений. Это гораздо больнее.
Я смотрела в окно, как она садится в свой небесно-голубой «Бентли». И люди все еще глядят на нее с черной завистью. А она жадно ловит эти взгляды, хотя прежде вряд ли замечала. Только когда мчалась по Москве в шикарном лимузине на закрытую вечеринку. Когда ей хотелось согреть остывшую душу и еще рано было пить шампанское.
Едва машина Алины Евгеньевны скрылась из виду, я позвонила львенку.
Урок мастерства
Поскольку я женщина свободная и Ярослав Борисович Глебов тоже не связан узами брака, мы и не скрываемся. Не то что с Сашей. Я все больше находила между ними разницу, но никак не могла понять, с кем же мне лучше? Что предпочтительней, все время быть начеку или позволить себе расслабиться? Изобретать что-то новое или освежать в памяти хорошо забытое старое? Искушенность одного так же пьянит, как наивность другого. Но между этим двумя напитками такая же разница, как между коньяком многолетней выдержки и бокалом молодого вина. Которое и резвее, и слаще. Так ведь и влюбиться можно!
