Все это я давно уже просекла. Игорь Абрамович стоит у меня в собрании на черной полке, куда я стараюсь не заглядывать без крайней надобности. Я вижу его насквозь, да толку? Он никогда не говорит «нет», все время «да». Да, я подумаю. Позвоните ему через год, скажет: я думаю. Своих конкурентов он просто решил пересидеть. Нужна ли ему вообще эта должность? Вот в чем вопрос.
Я позвонила Леночке, своей секретарше.
– Скажи, дорогая, а не появится ли в ближайшем будущем на кафедре Кобрин?
– У нас ремонт. Но я знаю, что ему нужна справка о зарплате. Он оформляет какие-то льготы.
– Господи, да сколько же ему надо льгот! Он родился по льготному тарифу и уже загодя оформил себе льготный гроб! Скажи ему, что он лопнет от жадности.
– Это не ему, а его маме. В смысле, не гроб, – Леночка хихикнула. – Скидку на коммунальные услуги. Или еще какие-то. Как матери инвалида.
– Это кто инвалид?!
– Кобрин, кто ж еще?
– Да он здоровее нас всех, вместе взятых! Мне кажется, он нарочно на бок заваливается и ходит еле-еле. Чтобы липовую справку заполучить.
– Что вы, Георгина Георгиевна! Он и в самом деле больной! И потом: это же маме.
– Ах, маме… Заботится, значит. Какой хороший сын. Слушай, мне надо с ним встретиться, но так, чтобы он не подумал, что я решила принять его предложение.
– Какое предложение?
– Руки и сердца.
– Вы серьезно, Георгина Георгиевна?
– Надо же мне перед пенсией выйти замуж. За льготы. Мы прекрасно устроимся: он, я и мама.
– Все шутите, – хихикнула Леночка. – Я скажу ему, что факультет закрывают на ремонт. Все уже сбежали от запаха краски, одна я осталась. Но если он срочно не придет – сбегу. Сейчас позвоню и…
– Пусть пулей летит за своей справкой. Она, кстати, готова?
– Сейчас сделаю.
– Ты прелесть! Целую!
Я поспешно начала собираться.
Разыграно было как по нотам. Я взлетала по лестнице, а навстречу мне ковылял Кобрин. Я врезалась ему в живот и на время лишила его дара речи.
– Игорь Абрамович! Леночка еще там?! Я успела?!
– Что ж вы так… торопитесь, Георгина Георгиевна. Еще не закрывают, покраску перенесли. Это были ложные сведения. Я сам разнервничался. А мне волноваться нельзя. Сердце.
Сердце у него, как у быка. Но Игорь Абрамович обожает прикидываться больным. Это оправдывает его бездействие.
– Ох, Игорь Абрамович! А я-то как торопилась! Чуть ногу не подвернула!
– Осторожнее надо.
Я обернулась в пять минут. Взлетела по лестнице, чмокнула Леночку в щечку, схватила какую-то бумажку и, бросив: «Пока!», понеслась обратно.
Кобрина я догнала на выходе. И опять чуть не сбила с ног.
– Все торопитесь, – поморщился он.
– Так дела, Игорь Абрамович!
– А я вот никуда не спешу, – вздохнул он.
Я глянула на часы и покачала головой:
– И я опоздала. Ладно, завтра отвезу эту бумажку. Потерпят.
– Опять нам предстоит одинокий вечер… А погодка-то, а? Георгина Георгиевна? Шепчет!
Денек и в самом деле удался. Нашу альма-матер окружает прекрасный парк, который спускается чуть ли не к самой реке. Деревья огромные, дающие сплошную тень, но если выйти на набережную, то там уже сияет солнце. Летом да, жара, но сейчас, в самом конце августа, просто тепло, летают паутинки, рябит вода, по которой плывут пока еще редкие кораблики опавших листьев. Деревья в Москве зеленеют рано, но и стареют быстро. Глядишь – набережная уже совсем седая.
Но сегодня еще лето. По лицу Игоря Абрамовича видно, как ему не хочется домой.
– Да, не хочется домой, к телевизору, – подыгрываю ему я. – Смотреть нечего.
– Истинно так, истинно так, Георгина Георгиевна. Так, может… прогуляемся?
Он говорит это робко, как первоклассник, предложивший девочке донести портфель. Вот его слабое место: женщины. Он прекрасно знает, как обращаться с доктором наук Листопадовой, но понятия не имеет, что делать на прогулке с очаровательной Георгиной. И как ее вообще на эту прогулку затащить?
– А почему бы и нет? – улыбаюсь я.
– Прошу!
Игорь Абрамович, как галантный кавалер, открывает передо мной дверь. Лицо у него торжественное. Он идет гулять красивую женщину.
У киоска с напитками мы задерживаемся.
– Минералочки, Георгина Георгиевна? – великодушно предлагает Кобр.
– Не откажусь. Но давайте уж и я вас угощу. Вам с чем пирожок, с капустой или с повидлом?
Детские игры продолжаются. Мы совершаем торжественный обмен: я ему пирожок, он мне минералку, и идем под сень седеющей листвы.
– Вот она, наша наука, – вздыхает Кобрин. – Загнали в самый угол.
– И это еще не конец, Игорь Абрамович, – поддакиваю ему я.
– Вы слышали о последних событиях?
– О каких событиях?
– Гаврилкову вычеркнули из списка. Вы только подумайте! Ее университетский диплом оказался фальшивым! Какой скандал!
– Значит, ректором будет Людмила Ивановна. Нас ведь это устраивает?
– Да, конечно, – он тяжело вздыхает.
Я же говорю: его голыми руками не возьмешь.
– Вам должно быть обидно, Игорь Абрамович. Коллектив-то выдвинул вас.
– Так ведь и вы в списке, Георгина Георгиевна, – хитро смотрит на меня Кобрин.
– Ну, не сравнивайте. Вы-то мужчина. Во главе женского коллектива не должна стоять женщина, иначе все перегрызутся.
– Зачем же вы выдвигались?
– Я же не знала, что вы выставите свою кандидатуру. Сначала ведь нас было только трое, – напоминаю я.
– Да, конечно. Я и не стремился. Это все коллектив, – разводит руками Кобрин.
– Значит, вам Курбатов тоже отказал.
– Что значит тоже?
– Но ведь он и ей отказал. Людмиле Ивановне.
– Как так? – заволновался Кобрин. – Она говорит: напротив. Всячески поддержал.
– А что ей еще говорить, когда ее в убийстве подозревают? Ведь это мотив!
– Людмилу Ивановну подозревают в убийстве?! Ох, давайте присядем. Сердце что-то барахлит.
– Конечно, конечно.
Мы садимся на лавочку, откуда открывается чудеснейший вид на набережную. Игорь Абрамович достает тубу с таблетками. Пари могу заключить, что там витамины, но пьет их Кобрин с таким видом, будто это лекарство для диабетиков. Не выпьешь – кома и смерть.
– Что вы говорите? Людмилу Ивановну в убийстве подозревают?
