– При условии, что знаешь, как обращаться с оружием.
– Согласна. Так вот Кобрин заявил, что знает. Практиковался, мол. Не получится с одной, возьмемся за другого. Но Людмилу Ивановну в любом случае надо свалить. И вот еще что… Могу я ухать из города?
– Можешь.
– А как же подписка?
– Я снимаю с тебя подозрение, – он взглянул на мою грудь, плотно обтянутую черным шелком, и вздохнул.
– Только никому об этом не говори, – улыбнулась я.
– Хорошо. Ты можешь уехать, но тайно. Никто ничего не узнает, и точка. Если что, я прикрою. Сколько дней тебя не трогать?
– Дня три, я думаю.
– И куда ты едешь?
– В Барселону.
– В Барселону-у… – протянул он. – Ничего себе! А зачем?
– Надо, милый.
– Ты едешь одна?
– Нет. С коллегой по работе.
– Этот коллега мужчина? – ревниво спросил львенок.
– Да, – честно ответила я.
– Молодой?
– Молодой.
– Вы едете вдвоем?
– Да.
Господи, почему же я не вру?! Почему не сочиняю очередную «правдоподобную» историю о том, как мне срочно надо обменяться опытом с профессором из Сорбонны? Ведь я гроссмейстер вранья! Вряд ли Слава знает, где находится Сорбонна. Даже если знает, наверняка поверит, что из Барселоны в Сорбонну ходит рейсовый автобус. Он ведь не представляет себе карту Европы. Для него она – большое туманное пятно, над которым возвышается Биг-Бен. В школе он учил английский. «Хау ду ю ду, май фрэнд», ну и т. д. А я, вы только вдумайтесь! Говорю ему святую правду! Что это? Любовь? Потому что в любви все, как примерные прихожане на исповеди, едва согрешив, каются.
Повисла пауза, во время которой он жевал, а я мучилась. Он ведь не сказал, как Саша: я тебя никому не отдам. Не пометил территорию. Просто сидит и переваривает.
– Слава, почему ты молчишь?
Кажется, я где-то уже это слышала. Саша дважды спросил вчера:
– Почему ты молчишь?
Молчит тот, у кого сильнее болит сердце. Оно болит так, будто в нем сидит раскаленная игла, потому и слов нет. Не то что говорить, дышать больно.
Я, кажется, сделала ему больно.
– Не надо так переживать, милый. – Я положила свою узкую ладонь на его большую широкую.
– Не надо, – он дернул рукой, но я слегка прижала ее к столу. – Пусти!
Я отпустила.
– Я забираю свои слова обратно, – с пафосом заявил он, пряча под стол руку. – Ты никуда не можешь ехать, потому что находишься под следствием. Ты дала подписку.
– А если я уеду, ты меня посадишь?
– Да! – рявкнул он.
– А если я еду по делам с дряхлым старикашкой, из которого уже песок сыплется?
– Ты мне врешь? – Он посмотрел на меня с подозрением и засопел.
– Ты допускаешь вариант, что до тебя у меня кто-то был?
– Ну, в общем, да.
– А допускаешь ты мысль, что этот кто-то не может смириться с тем, что я его бросила?
– Ему что, морду надо набить? – запетушился он.
– Цивилизованные люди не решают вопросы мордобоем.
– Подумаешь! Скажи лучше, что он трус! И слабак.
В драке я бы поставила на матерого волка, не на щенка. Но щенки, они отчаянные.
– Учись сводить счеты в кабинетах больших дядей, а не на ринге. Эти удары гораздо больнее. Там ты сломаешь только нос, а в кабинете жизнь. Наблюдать агонию врага сладко. Еще слаще, когда враг при этом дает себя обнять, не догадываясь, кем нанесен смертельный удар. Видеть его глаза, полные слез, и наслаждаться собственной безнаказанностью… Ведь если бы он знал, то не обнимал бы, а душил.
– Погоди… Ты сейчас о чем? – наморщил лоб Слава.
– Так. О своем. Мне надо расстаться со своим бывшим, – коротко сказала я.
– И для этого ты летишь в Барселону?!
– А где?
– Можно просто позвонить. Сбросить послание на мыло. В конце концов, скинуть эсэмэску.
– Так расстаются дети. А у нас с ним позади целая жизнь.
– Он и в самом деле старый?
– Целая жизнь любви, понимаешь? У которой должна быть красивая смерть, потому что любовь была красивой…
– Скажи еще: прощальный секс, – презрительно заявил он. – Так вот: если ты мне изменишь, я сам его похороню. И тебя заодно.
– Ты выпил.
Он и в самом деле употребил графинчик водочки. Незаметно-незаметно, под мяско.
– Я отвезу тебя к твоей маме, – улыбнулась я. – И приглядись к девочке.
Альфа-самке нужно здоровое потомство. Я с удовольствием буду играть с их детьми, думая при этом, что они мои внуки.
– Я сам доеду! – Он резко встал, отчего качнулся стол и посуда на нем зазвенела.
– Осторожнее! – Я тоже поднялась. – Официант, счет.
– Да! Счет! – крикнул Слава и полез в карман за бумажником. – Сдачи не надо, – сказал он, кинув на стол деньги. Они легли веером. В зале было душно.
Я собрала купюры и аккуратно засунула в меню. Потом кинулась догонять львенка. Он, слегка покачиваясь, стремительно шел к дверям. Почти мчался.
– Все в порядке, Георгина Георгиевна? – спросил официант, который прекрасно меня знал, ведь я была здесь частой гостьей. Только кавалеры все время менялись.
– Все в порядке, следователь немного перебрал.
– Ах, он следователь… – протянул официант.
– Да, важная персона.
– Всегда рады вас видеть, – натянутым голосом произнес молодой человек с прилизанными, как будто намазанными барсучьим жиром волосами.
Когда я вышла из дверей ресторана, львенок ловил такси.
– Не дури. – Я повисла на его руке.
Сцена была та еще! Дама в шелковом платье борется с лохматым мальчишкой!
– Пусти!
– Не дури, – повторила я и впилась ему в губы. Какое-то время он брыкался, потом затих. Мы целовались под заинтересованными взглядами проходивших мимо людей и комментарии прилипших к окну официантов. Охранник деликатно отвернулся. – Вот так лучше, – сказала я, разжав руки.
Он тяжело дышал, но уже не от злости, а от возбуждения. От него пахло водкой и еще чем-то, едва уловимым. Этот запах может почувствовать только опытная женщина, так же как и особый привкус слюны во рту. Если бы мы не стояли посреди улицы, он бы уже раздевал меня не только взглядом.
– А и в самом деле! – махнул он рукой. – Поедем к тебе!
– Э, нет! Не хочу ссориться с твоей мамой. Ведь нам с ней еще жить. Садись в машину.
