В иные времена БЧ раздавил бы моего львенка, как клопа. Но этот год особенный. Он выборный. И народ жаждет крови. Когда же полетят высокие головы? Я все время вспоминаю, как в петровские времена с кремлевского крыльца на копья разгневанным стрельцам кидали бояр. И даже людей царской крови:
– Нате, подавитесь!
Растерзав вельможу, виновного лишь в том, что сегодня он оказался крайним, толпа успокаивалась и расходилась. И все шло по-старому. Вот чтобы все встало на нужные рельсы, надо кого-то скормить толпе. БЧ фигура не масштабная, но вполне аппетитная. Его свержение займет толпу на какое-то время, а время, как известно, деньги.
– Слава, ты можешь повесить на меня видеокамеру?
– В смысле зачем?
– Я хочу записать все, что он мне будет говорить. БЧ. И заснять его виллу. Но надо обставить все так, что я тут ни при чем, понимаешь?
– Нет.
– Допустим, ты оказался очень умным и проницательным. Поэтому организовал за мной слежку. Меня пасут, понимаешь?
– А зачем?
– Затем, что на меня навесили жучка и прослушивают мою машину и мой мобильник. Я под колпаком, понимаешь? Но не догадываюсь об этом.
– И зачем тебе это надо?
– Потому что он будет мстить. Во всяком случае, захочет узнать, чьих рук это дело? Я собираюсь устроить грандиозное шоу. И остаться при этом с Людмилой Ивановной в хороших отношениях.
– Ну ты даешь! – присвистнул он. – Я, конечно, сделаю все, что ты хочешь, но… Хрен у тебя получится!
– Ты недооцениваешь мои таланты, – нежно посмотрела на него я. Пора было переходить в горизонталь.
Мой «образец честности, порядочности и принципиальности», не человек – кристалл, Ярослав Борисович Глебов нуждался в женской ласке. Я должна вдохновить его на подвиг. На честность и принципиальность.
Мы провели прекрасную ночь, во время которой трижды обменялись клятвами верности. Я была на высоте, хотя время от времени оказывалась внизу. Он стонал и плакал, а я осушала губами его слезы и пот. Все было прекрасно, да иначе и быть не могло. Любовь – моя вторая профессия. Любовь незаконная, потому не имеющая границ, презирающая условности и не знающая запретов. Вот как пафосно я об этом говорю, когда собираюсь свалить масштабную фигуру типа БЧ. Мои мысли в этот момент такие же величественные, как и цели.
А на следующий день я сидела в машине, одетая в очаровательный шифоновый топ ярко-синего цвета, украшенный огромным золотым цветком. В этом цветке и была спрятана камера. За сутки мой стремительный львенок организовал мне «колпак». Я с улыбкой смотрела, как за мной едет неприметная иномарка; надеясь, что у них хватит сообразительности километра за два от резиденции БЧ оставить меня одну.
Все прошло как по маслу.
Меня не сразу, но впустили. Повторяю, заборы здесь такие, что позавидовали бы имперские города, подвергавшиеся осаде варваров. Повсюду видеокамеры, невидимая охрана, да и видимая тоже, всяческие меры предосторожности, злые собаки. Обширная и постоянно растущая популяция российских чиновников селится общинами в привычных местах обитания. Это закрытая каста, каста небожителей, и социальный лифт на небеса заблокирован намертво. Официально он есть, но не работает. Хотя соответствующей таблички не висит. Связь с дежурным лифтером односторонняя. Он нас слышит, но наверх сигнал не идет. Ответа можно ждать вечность.
Сегодня мне повезло. В динамике раздалось:
– Проезжайте.
Меня внимательно осмотрели невидимые стражи, но пропустили. Видимо, я в особом списке. Вот повезло! У БЧ и в мыслях нет, что под его масштабную личность делают подкоп. Кто? Какой-то щенок из Следственного комитета? Ему просто надо кинуть кость, и он заткнется. Не обязательно даже, чтобы на ней было мясо. БЧ не мог верно оценить мои активы. Пронырливого журналиста и обиженную Алину Евгеньевну. Без ФСБ мы бы не сдвинулись с мертвой точки.
Итак, я ехала. Ехала, ехала… ну, вы представляете. Несколько гектаров элитных угодий, и посреди – дворец! Записанный на тещу. Пенсионеры у нас страсть как богаты. Во Франции вы подобных дворцов не найдете. Во всяком случае, не в таком количестве. А здесь через каждые пару километров – дворец! Не дворец, так замок. С башенками, с крепостными стенами и рвом. Богатство чиновников прямо пропорционально нищете простого народа. Глядя на эти дворцы, надо заливаться горючими слезами. Вот они где, газопроводы в отдаленные села, дороги российской глубинки, достойные пособия многодетным матерям…
И все это принадлежит семье из четырех человек! У Людмилы Ивановны пока еще нет внуков. Ее старшей дочери двадцать девять лет, и она по европейской моде не торопится рожать. Вот что значит получить образование за границей! Младшенький тоже там, то ли в Лондоне, то ли в Швейцарии. И сейчас, скорее всего, совершает круиз с заходом на Сардинию. С этой стороны Людмиле Ивановне следует ожидать скорее венерических заболеваний, чем внуков.
Ах, да! Я забыла тещу БЧ! Она пятый член семьи. Я с удивлением узнала, что мама живет в отдельном домике. «Домик» выглядел как вилла бизнесмена средней руки. Хорошенький такой особнячок.
– Там живет моя мама, – махнула рукой Людмила Ивановна, которая встретила меня где-то на середине пути. Она как раз совершала прогулку, осматривая владения. Погода стояла чудесная, в меру тепло, и небо ласковое, без единого облачка.
Сам БЧ играл в гольф. Поле было так себе, небольшое. Видимо, тренировочное, чтобы не потерять форму. Я подумала, что скоро на этом месте будет более демократичный корт для бадминтона, а зимой каток. Пора бросать эти буржуйские привычки и становиться ближе к простому народу. А народ любит гонять ракетками воланчик через сетку. И в шахматы не прочь сыграть. А этот ваш гольф – пережитки прошлого.
Я обрадовалась тому, что камера это снимает. Для чиновника важно быть в теме. Он должен любить то, что любит его босс. Если завтра первые лица страны начнут прыгать через скакалку, вторые лица приложат максимум усилий, чтобы сей вид спорта ввели в программу Олимпийских игр.
– Леша, к нам гости! – крикнула Людмила Ивановна, не решаясь ступить на безупречный зеленый газон. Я поняла, что БЧ она побаивается. Он хозяин положения, хоть и верный, но требовательный муж. В этой семье царит домострой.
Супруг в последний раз махнул клюшкой и, запулив мяч в зеленые заросли, нехотя ее отложил. В гольфе он явно делал успехи: клюшки были выбраны со знанием дела, и мячи настоящие. Я ожидала, что меня хотя бы покормят перед тем, как дать инструкции.
Разговор произошел в электромобиле, в котором усталый потный БЧ ехал к своему дворцу. Ну и я заодно.
– Что там у вас э-э-э…
– Георгина. Георгиевна, – тихо добавила я, стараясь реже дышать. От БЧ разило потом, но он, видимо, считал, что его пот священен.
– Что за имя? – БЧ посмотрел на меня так, будто я виновата в том, что еще до рождения не проинструктировала своих родителей: непонятные имена давать нельзя!
