Богатые же не нуждаются в обществе. Потому что вовсе не спешат поделиться с общественностью секретом своего богатства. И еще они боятся, что у них попросят денег. Верный признак: если человек перестал общаться с друзьями и родней, значит, он разбогател.
Саша с удовольствием отдался моим рукам. Плевать ему на девчонку, до ушей залившуюся краской. Мы спихнули эту проблему на нее: ей было за нас стыдно, а мы… Мы получали от жизни удовольствие. Я, не торопясь, расстегнула пуговицы на ширинке Сашиных брюк и стала его ласкать. По крайней мере, когда он сказал, что соскучился, это была правда. Я потянулась, чтобы его поцеловать. Наши губы встретились, и языки сразу занялись привычным делом. Начали договариваться о любви. Это было гораздо лучше, чем пить коньяк, вкусовые ощущения богаче, а хмель крепче. В ушах зазвенело, голова сделалась тяжелой, а руки горячими, низ живота тоже потеплел, в матке рождалась маленькая вселенная, которая после того, как случится взрыв, превратится в открытый космос, в бездонную черную невесомость, где мерцают редкие звезды.
Саша оставил на время мысль, что у меня кто-то есть. А мне только этого и хотелось.
– Я не выдержу до гостиницы, – пересохшими губами прошептал он, когда я оторвалась наконец от его рта.
– Мы скоро пойдем на посадку.
– Поцелуй меня еще.
Это совпадало с моими желаниями. Потому что из салона бизнес-класса в здание аэровокзала мы шли по извилистому и тонкому, как кишка, рукаву совершенно ошалевшие, на ватных ногах. И когда Саша неторопливо снял с ленты транспортера наш багаж, я совсем натурально вскрикнула:
– Господи! Я забыла в самолете сумку! Совсем голову потеряла!
– Какую сумку? – не сразу понял он.
– Ты же помнишь: у меня была ручная кладь!
– Признаться, не помню ни черта.
– Ну, как же? Кожаная сумка, неброская, но дорогая.
– Что там было? – деловито спросил он, постепенно приходя в себя.
– Одежда, деньги. Главное, деньги.
– Сумма большая?
– Пару тысяч евро. Я точно не помню, но мне хотелось бы вернуть свои вещи. И деньги.
Не было там ни цента. Ничего, кроме куртки. Но он никогда об этом не узнает.
– Паспорт-то хоть при тебе?
– А как же я проходила погранконтроль?
– Ах, да!
– Саша, что делать? – Я смотрела на него беспомощно, и он вынужден был отреагировать.
– Идем!
Мы покинули зону прилета и направились в справочную, мало что соображая. Нам поскорее хотелось в гостиницу, а тут досадная помеха! Четкий план действий еще не созрел, наши головы были в тумане, и мы нуждались в совете человека разумного, пусть он и говорил бы на иностранном языке. Да хоть на каком! И тут я сказала:
– Мне что-то нехорошо. Я пойду в туалет.
– Не волнуйся так. Главное, паспорт при тебе. А вещи… Невелика потеря. Хотя я постараюсь их вернуть.
Я оставила Сашу с нашим багажом у справочной, а сама понеслась в туалет. На самом деле мне надо было в кассу. Покупка билета не заняла много времени, сейчас ведь они электронные, и нормальные люди бронируют их по Инету и оплачивают кредиткой, потому что это удобно. Но у меня был особый случай, я побоялась сделать это в Москве. И предпочла наличные. Девушка в кассе очень удивилась, но виду не подала. Я купила обратный билет, решив, что потерянные деньги будут наказанием за мою глупость, если я все-таки ошибаюсь в Саше. Тогда мы вернемся через неделю, как и планировали. А на случай, если мои подозрения верны и это западня, у меня есть обратный билет, о котором он ничего не знает.
Когда я вернулась, он почти успокоился. Сказал:
– Мы сделаем вот что. Не будем терять времени. Напишем на сайт авиакомпании. В номере есть Инет, мы сообщим о сумке, забытой в самолете, она вернется в Москву, а там ты ее заберешь. Я знаю такие случаи. Процедура занимает много времени, но вопрос решаемый.
Он снова говорил, как чиновник, и я слегка погрустнела. Но Саша отнес это на счет потерянной сумки.
– Не грусти. Я куплю тебе новую куртку или что там было? Тем более погода отличая!
Барселона и в самом деле встретила нас солнцем. Это был хороший знак. Город сиял, как золотой дублон, на который можно купить все мыслимые и немыслимые человеческие радости. Мобильник я отключила, роуминг явно «слетел». Поэтому ни БЧ, ни его жена, ни журналисты, ни Кобрин, ни львенок не могли до меня дозвониться. Мы были с Сашей один на один, глаза в глаза, губы в губы. И вновь стали целоваться, едва сели в такси. Я делала все, чтобы он забыл про инцидент с сумкой. И что я ходила в туалет так долго, как будто от огорчения у меня случилось серьезное расстройство желудка.
Мы довели друг друга до исступления, пока ехали в такси. Водитель даже не хотел брать чаевые. Когда мы с Сашей целуемся, люди сами готовы платить деньги за зрелище. Нас бесконечно долго, как нам показалось, заселяли. А портье еще потащился вместе с нами показывать номер. И все спрашивал:
– Все ли сеньоров устраивает?
Нас бы устроило, чтобы он поскорее ушел. А он все включал и выключал верхний и нижний свет, открывал и закрывал краны в ванной, раздвигал портьеры, а мы в это время смотрели друг на друга и кивали ему, словно китайские болванчики:
– Да, все хорошо.
Мы плавились на медленном огне неутоленного желания, кровь постепенно закипала, ноги немели, а по коже бежали мурашки. Стоящий между нами портье делал это томление невыносимым, но у нас не было голоса, чтобы рявкнуть:
– Вон!
Мы тупо смотрели на льющуюся воду, и, сунув руку под кран, я даже не поняла, что она горячая. Мне показалось ледяная, потому что мое тело пылало в огне.
Наконец портье ушел. Последнее, что я подумала, перед тем как кинуться утолять зверский голод наших измученных ожиданием тел: «Это не считается, потому что за границей».
Очнулись мы часа через два. За окном уже царила черная, как антрацит, южная ночь, вспыхивающая на утреннем солнце пронзительно коротким и ярким рассветом, и явно пора было на ужин.
– И все-таки у тебя кто-то есть, – сказал он фразу, которая меня убила.
– Почему ты так решил?
– Ты меня словно с кем-то сравниваешь. И как? В чью пользу сравнение? – Он бросил на меня взгляд из-под своих огромных ресниц, которые, конечно, не красил, просто это была его маска, его защита. Как жалюзи от солнца. Саша прикрывался ими, чтобы никто не мог понять, какого цвета у него глаза и о чем он думает. Я, к стыду своему, этого так и не поняла. Ни тайны его, ни цвета глаз не угадала, хотя мы встречаемся вот уже два года.
– Ты искуснее, – сказала я честно. – Как любовник.
– Но тебе с ним лучше, чем со мной.
– Откуда ты это знаешь?
– Раньше ты называла меня по имени. А теперь боишься. А как же твои принципы? – спросил он насмешливо. – Раньше ты не изменяла своим любовникам.
