— Пять! — все так же радостно говорит мужчина.
— Ну, это ты врешь! — Хлынов бесшумно отпирает дверь и тянет за ручку. У него четыре заявления от потерпевших. Все они — женщины. Заявляют о том, что на них напал неизвестный и силой отобрал мобильные телефоны. Описание сходится. Высокого роста, широкоплечий, лицо приятное, а вот нос картошкой. Две женщины упоминали о татуировке на правой руке. Хлынов бросает осторожный взгляд на пальцы мужчины, которыми тот теребит свой замечательный нос, и чувствует, как по спине бегут мурашки. От предвкушения удачи.
— Точно — пять.
В этот момент Хлынов открывает дверь. Теперь он в двух шагах от мужчины. Машинально прикидывает: тот выше ростом, в плечах шире.
— Точно — пять?
— Ага!
Хлынов незаметно перемещается поближе к объекту. В этот момент на пульт дежурному поступает звонок. Глянув за стекло, тот что-то коротко отвечает. Хлынов надеется, что правильно. Опытный сотрудник.
— Как же тебя пропустили? Через проходную?
— Так я это… того… так и сказал. К начальнику, мол. С повинной.
Мысленно Хлынов матерится. Понаберут всяких! А если террорист придет? С дежурным связались с пятиминутной задержкой. Что их отвлекло там, на проходной? На девочек засмотрелись? Красивые девочки мимо ходят. Май. Жара. Юбочки короткие, туфельки на шпильках, походка волнующая. Бдительность и притупляется. Вызвать на ковер и…
— Я документ показал, — с гордостью говорит мужчина.
— Паспорт?
— Ага!
— Значит, паспорт у тебя с собой? Давай.
Мужчина послушно лезет в карман и протягивает Хлынову паспорт. Тот открывает документ и читает:
— Пенкин Анатолий Иванович. Четырнадцатого июля шестьдесят шестого года. Место рождения деревня Сосенки… Это где ж такая?
— Далеко.
— Понятно, что не близко. Э-э-э… А регистрации-то у тебя нет! Анатолий Иванович! На каком основании проживаешь в столице?
Пенкин невольно вздыхает:
— Так это… того…
— Ну, понятно. — Хлынов хлопает его по плечу. -Пойдем, поговорим. Насчет регистрации.
— А как же насчет мобил? — Пенкин растерян.
— И за это тоже. Кстати, я не представился: оперуполномоченный Хлынов Олег Александрович. Уголовный розыск.
— Ага. — Пенкин морщит лоб. — Это… Так мне к вам!
— Ко мне, — соглашается Хлынов. — А я только что жаловался, что праздники кончились! Так вон же он: праздник!
Анатолий Пенкин смотрит на него озадаченно. И идет к лестнице на второй этаж. Хлынов пропускает его вперед. Оборачивается, смотрит через плечо на дежурного и подмигивает. Тот широко улыбается. Удача! Явка с повинной! Пенкин-то простак! Сколько бы его ловили? Нападал он преимущественно в сумерках, особых примет нет. Разве что татуировка на правой руке… Но мало ли на свете «Толянов»? Именно так и написано на пальцах у Пенкина. И кто его надоумил прийти с повинной?
Пенкин и Хлынов идут по длинному коридору. Анатолий крутит головой, читает надписи на дверях и бессмысленно улыбается. Хлынов невольно думает: «А может, он это… того? Сумасшедший?» Всякое бывает. Наговорит на себя, признается во всех смертных грехах, а по нем, оказывается, психушка плачет.
Они входят в кабинет, на дверях которого табличка: «Уголовный розыск». Хлынов усаживается на стул и гостеприимно говорит:
— Ну, садись, Пенкин Анатолий. Будем составлять протокол.
— Ага.
Пока Хлынов раскладывает на столе бумаги и ищет ручку, Пенкин смотрит на него с готовностью. Первым делом Хлынов переписывает паспортные данные. Потом зевает:
— Ну-с, как говорится, приступим. К уголовной ответственности раньше привлекался?
— Ага, — кивает Пенкин.
— Что «ага»? — Хлынов поднимает голову.
— Так это… того… Все равно ведь узнаете.
— Опа! Значит, имеешь судимость? Когда отбывал наказание?
— Так это… уж восемнадцать лет, как освободился!
— Судимость, значит, давно погашена. А подробности?
— Так это… за драку. Выпили мы, пошли в клуб, на танцы. Там выпили еще. Ну и… Сам не помню, как вышло, — разводит руками Пенкин. — Очнулся в участке. Оказалось, помяли городских маленько. А одного — сильно. Инвалидом он остался.
— Причинение тяжкого вреда здоровью из хулиганских побуждений. Понятно. Сколько отсидел?
— Три года. Вроде как ранее не судимый, да и пацан еще зеленый был. Снисхождение, значит. Минимум дали. Должен был в армию идти, а тут…
— Пошел под суд, потом на зону. Понятно. Ну, вышел ты, а дальше?
— Так это… В деревне жил. Потом в Москву подался.
— И давно ты в Москве?
— Да уж лет десять.
— На нелегальном положении, значит. Как решаешь проблемы с законом?
— Так это… — Пенкин смотрит на капитана в упор. Взгляд его невинен, как у младенца. Глаза серые, ресницы светлые, пушистые. Вдруг меж них мелькает искорка, словно бы втайне Пенкин потешается над своим собеседником. Впервые в душу Хлынова закрадывается сомнение. А так ли он прост, этот Пенкин?
— Ну-ну, договаривай.
— Как-то решаю, — бормочет Пенкин. Понятно: взятки дает. А деньги откуда?
— Работаешь?
— Ага! — вновь оживляется Анатолий. — На стройке. Рабочие руки повсюду требуются. Строится Москва. А я и каменщик, и плотник, и в электрике малость соображаю. Работаю. Как не работать?
— Живешь где?
— Квартиру снимаю. Хрущоба под снос, первый этаж. Цена сходная.
— Хозяева, понятное дело, о судимости не знают.
— Почему не знают? — удивился Пенкин. — Свои же.
— Понятно. Тоже из мест не столь отдаленных. Рыбак рыбака… Больше закон не нарушал? Я имею в виду, не находился ли ты под следствием?
— Не-а.
— Точно? Не врешь?
— Богом клянусь, начальник! Ни-ни! Жил тихо.
— А как же с мобилами вышло?
— Бес попутал. Я ж говорю: запишите явку с повинной. Работы не было, ну и я…
— Когда украл первый телефон?
— В начале ноября. — Тон Пенкина резко меняется. Теперь он серьезен. Хлынов тоже: все сходится. Первое заявление от потерпевшей поступило в ноябре. Анатолий морщит лоб: — Точную дату не помню. Праздники, выпить захотелось. А денег нет. С работой перебои.
— Праздники какие?
— Как какие? Ноябрьские! Красный день календаря!
— Так ты за коммунистов? Ноябрьские-то отменили!
— Э-э-э, начальник. Не отменили, а добавили. Теперь с четвертого можно начинать. И аккурат по восьмое.
