Дом бабы Тани также был кирпичный, большой, в четыре окна. Крыша железная, новенькая. Удивился, зачем пожилые люди работают в больнице? Зарплата маленькая, ездить туда не ближний свет, а здесь хозяйство. И большое!
К гостю вышла хмурая женщина средних лет, в резиновых сапогах на босу ногу, в накинутой на плечи старой куртке, спросила неприветливо:
- Вам чего?
- Мне бы Федора э-э-э... Он работает сторожем в больнице.
- Вы из больницы? - откровенно удивилась женщина.
- Нет. Я страховой агент.
- А почему к отцу?
- Так вы его дочь?
- А кто ж? Только мы уже застраховались. Денег нет, - отрезала она.
- Видите ли, мы сейчас открываем филиал на Фабрике. Условия более выгодные, и потом... Вы застраховали машину?
- Машину? А зачем?
- Ну как же, вышел новый закон. Об обязательном страховании.
- Да? - подозрительно спросила женщина и, помолчав, кивнула: - Что ж, проходите. Только мужа нет.
Открыв калитку, она пошла вперед. Завьялов следом. Когда остановились у крыльца, спросил:
- А машина на кого зарегистрирована?
- На отца. Да какая там машина! Старый грузовик!
- Очень хорошо. Он как?
- Кто? Грузовик? Месяц на ремонте стоял, вот как!
- Нет, я не о том. Ваш отец.
- Что значит - как?
- Ваша мама сказала, что...
- Ждите здесь.
Он остался на улице, в дом его все-таки не впустили. Было холодно, хотелось горячего чаю. Может, войти?
На пороге появился заспанный сторож. От него разило перегаром, но в целом Федор был вполне адекватен. Увидев Завьялова, оторопел:
- Тебе, Сан Саныч, чего?
В больницу к Маше Александр приходил часто, все, кто работал там, его знали. К сотруднику милиции сторож Федор всегда обращался уважительно, по имени отчеству. И до сих пор так называл: Сан Саныч.
- Поговорить бы, Федор.
- А Ирка сказала, насчет машины. Застраховать, мол.
- Так я теперь страховой агент, — усмехнулся Завьялов. - Работу новую нашел.
- Это ты молодец! Погоди, я Ирке скажу. Федор исчез, а вернувшись, подмигнул заговорщицки:
- Пойдем-ка мы в баньку. Вчера топил, небось, не выстудило еще.
- А почему не в дом?
- Там малой плачет. А дочка злится. Пойдем, Сан Саныч, от греха подальше. Ты на Ирку-то не серчай, - вздохнув, добавил он: - Пятеро их у нее. Младшему году нет, старшему уж скоро в армию идти. Вот мы с Татьяной и подрабатываем к пенсии. Полный дом народу, а зять только калымом и пробавляется. А калым что? Когда
есть, когда и нет. Но в колхозе и вовсе не платят. В городе на работу не устроишься, разве что за тыщу рублей, как мы с Татьяной. Да нам хватает. Тыща да тыща - равно две да две пенсии. На селе нас богатеями кличут. Пойдем, у меня там, . в баньке, заначка.
В баньке было не слишком-то тепло, но уж лучше, чем на улице. Правда, темно, окошко махонькое; Включив свет, Федор достал из-под полы полбуханки хлеба и нарезанное сало в тряпице. Аппетитно запахло чесночком. Воровато оглянувшись на слепенькое окошко, Федор полез за печь. Достал бутылку, до половины наполненную мутной белесой жидкостью, два граненых стакана.
- Давай, Сан Саныч. Помянем.
- Нет, не могу, - покачал головой Завьялов. - Я лучше покурю.
Федор не стал упрашивать. Налил себе, выпил, потом стал жадно закусывать. Причмокивая,
сказал:
- Знатное сало. Кабанчика к ноябрьским закололи, мясо на рынок свезли, крышу покрыли. Да и себе кой-чего осталось. Сало вот. Сам солил. Ты давай, Сан Саныч, покушай.
- Да, спасибо.
Он затушил сигарету, положил на хлеб два кусочка розового сала и накинулся на бутерброд. Уж больно аппетитно пахло!
- Я чего приехал, Федор, - сказал, прожевав, -жену мою убили. Говорят, ты первым ее нашел.
- Брешут! - уверенно сказал сторож. - Не я. Михал Сергеич.
- Дежурный врач?
- Да.
- Но ты видел тело? То есть был в кабинете до приезда милиции?
- Был, - нехотя кивнул Федор и налил себе еще самогона. — Ну, будем.
Когда сторож выпил, Завьялов осторожно спросил:
- А следователь Горанин до тебя побывал в кабинете или после?
- Не. Я потом. В понятые меня определили. Горанин-то мигом прилетел; а до того в кабинет старшой, Михал Сергеич, никого не впускал.
- Понятно. Скажи, а тот человек, которого ты видел. Какой он?
- Так я ж следователю все сказал! Высокий, в черной куртке. Боле ничего не помню.
Завьялов поднялся и почти уперся в невысокий потолок баньки. Спросил:
- Вот я, по-твоему,, какой?
- Ты? Знамо высокий.
- Меж тем мой рост - метр семьдесят семь. Можно сказать, средний. А следователь Горанин, он какой?
- Ну-у-у! Сказал! Высоченный!
- Правильно, метр девяносто два. Значит, между высоким и высоченным есть разница? Я просто высокий, а Горанин высоченный. Тот человек, он какой был? Как я или как Горанин?
Федор задумался. Потом промямлил:
- Должно, как ты. Понимаешь, Сан Саныч, темно было. И холод собачий. Задремал я. Выпил немного и задремал. На диванчике своем. Ну чего мне на улице делать, сам посуди? Слышу голоса.
- Какие голоса?
- Женский и мужской. Ну, думаю, Маша дежурит. Ты ведь к ней ходишь по ночам. Я уж привык. Как Маша дежурит, жди гостя.
- Но я ведь ходил к ней не каждую ночь! - с отчаянием сказал Александр. — А последнее время совсем не ходил!
- Да... А я почему-то на тебя подумал. — Пробормотал Федор. - Хотя постой... Тот парень, он тоже того... Тихий. И голос у него ласковый.
- Какой парень? - хрипло спросил Завьялов.
- Лежал у нас один. Месяца два назад. Так они, бывало, ночами: «Бу, бу, бу. Бу, бу, бу».
- Разговаривали? С Машей? - Он невольно подался вперед.
- Ну да, - кивнул Федор и потянулся к бутылке. - Еще, что ль, выпить? А, выпью! Вечером найдет моя, да и пропадет добро.
- Что это был за парень? - спросил Завьялов, глядя, как Федор выливает остатки мутной жидкости в стакан.
- Высокий, на лицо приятный. Парень как парень, - сказал сторож, допив самогон.
- С Фабрики?
- А я почем знаю?
Вспомнил, что сам Федор не фабричный, из села. А.тот вдруг разговорился:
