- На, смотри! Опер недоделанный! - И Горанин заковыристо выругался. - Только учти, это ничего не доказывает!
Завьялов заглянул в распахнутый багажник. Запасное колесо, свернутый трос, лопата.^.
- Гора, а это что? — ткнул он пальцем в банное полотенце, по краю которого виднелись крупные желтые буквы: ПЕТЯ.
- Полотенце.
- Которым был задушен Косой? Так? И не возле пивнушки. В сауне. В той самой сауне, где мы вчера утром искали труп! Ты вывез его той же ночью, когда Косой был убит, а от полотенца пока не избавился. Не успел.
- А не пошел бы ты!
- Ты, следователь, идешь на такие вещи! Зачем ты его убил?
- Заткнись! А то тебе плохо?
- Я начинаю подозревать, что к смерти моей жены Косой отношения не имеет.
Заметив поблизости коллегу из прокуратуры Герман перешел почти на шепот:
- Ты говоришь слишком громко. Просто-таки орешь на всю улицу! Может, в машину сядем?
Когда они уселись в машину, Горанин тихо и грустно сказал:
- Сашка, веришь, нет? Я Машу не убивал.
- А кто? Только сказки мне не рассказывай!
- Тот, кто ее убил, наказан достаточно. Поверь, ему сполна воздалось. И еще воздастся. Да, в какой-то мере я виноват, но...
- Что «но»?
- Давай забудем. Я могу доказать, что не убивал, а вот если ты не успокоишься, тебе же будет хуже. Это нелепейшая история, просто бред. В который трудно поверить. Но, тем не менее, случилось. Я сам долго не мог поверить. Пока не убедился. Давай начнем жить сначала?
- Как?
- Я все сделал для того, чтобы ты это смог. Время лечит. А насчет Вероники... Нет, этого не будет.
- Почему?
- Потому что нельзя.
- Ты «а» уже сказал. Давай, перебирай весь алфавит.
- Не время еще. И не место.
- Ага! Ты кого-то прикрываешь! Просто стеной стоишь!
- Заткнись, а?
И Герман повернул ключ в замке зажигания. Завьялов замолчал, мысленно прикладывая к паз-лу недостающие кусочки. Картинка-то вырисовывается! Герман не отрицает, что убил Косого. Не отрицает, что вывез труп с Фабрики. В багажнике - полотенце. Но в убийстве Маши не сознается.
- Откуда кровь на костюме?
- Спроси что-нибудь полегче.
- Скажешь, очередная галлюцинация? Но твоя мать это видела!
- Хорошо, я проясню насчет костюма. Покажу наглядно. Зайдешь ко мне как-нибудь и убедишься.
Завьялов понял, что разговор продолжать бессмысленно. Город N посетило Наваждение. Стоял себе спокойно не одну сотню лет, и вот случилось. Оторвавшийся тромб закупорил артерию, сердце дало сбой. Видимо, у N плохая наследственность.
Герман высадил его у подъезда, поинтересовался на прощание:
- Успокоился? Будешь жить нормальной жизнью?
- То есть забыть обо всем?
- Да.
- Наверное, я этого не смогу.
- Ну, твои проблемы. — И Горанин решительно захлопнул дверцу.
Когда он уехал, Завьялов постоял немного в раздумье, а потом развернулся и решительно направился в сторону Долины Бедных.
День второй
Шел он не по той дороге, по которой уехал Герман. Коттеджа мэра проще было достичь, обогнув Долину слева. Так ближе. И дорога лучше, потому что ею пользуется глава города. И, разумеется, Аглая Серафимовна. От мысли о предстоящей встрече холодок пробежал по спине, но Завьялов не остановился. И даже не раздумывал над тем, пустят в дом или не пустят. Просто шел.
Очутившись в «предбаннике», решительно надавил на кнопку переговорного устройства, и, услышав Мишин голос, сказал:
- Завьялов. К Аглае Серафимовне.
Дверь тут же открылась. Миша даже попытался улыбнуться:
- Ну ты, че ли. Заходи!
- Миша! Кто там?
Она спускалась по лестнице. Сама. В блестящем домашнем платье, похожем на змеиную кожу. Маленькая голова на длинной шее, безупречный макияж. Не женщина, а картина.
- Здравствуйте, - вежливо сказал он.
- А! Господин Завьялов! Александр Александрович! Ну, наконец-то! Пожалуйте, в гостиную. Лена!
Тут же появилась блондиночка в голубом.
- Чаю нам в столовую.
- Да я бы и от ужина не. отказался, - смущенно сказал он и пояснил: - С работы.
- Лена, накрой стол для ужина, - сказала хозяйка.
И Завьялову: Ну, прошу!
Аглая Серафимовна повела рукой в сторону гостиной. Или столовой. Это уж как ей будет угодно назвать. Но его сей жест вдохновил на подвиги. Осторожно опустившись на стул, казавшийся таким хрупким, он первым делом извинился:
- Ничего, что без приглашения?
- А я вас, кажется, пригласила. Ну? С хорошими новостями?
- В общем-то, да.
- Вина выпьете?
- Я не пью.
- Глоток красного, сухого? Хорошее вино, не пожалеете. И я с вами за компанию.
- Уговорили.
- Лена!
Ужин был роскошным. Заливной язык, салат «Оливье», а на горячее - отличное жаркое. Проследив, как он чуть тронул губами бокал, Аглая Серафимовна поинтересовалась:
- Ну, как?
- Очень вкусно! Спасибо.
Он ел осторожно, стараясь ничего не опрокинуть и не разбить, как в прошлый раз. Все в этом Доме казалось таким хрупким!
- Я о вине?
- Я в винах не разбираюсь.
- А по ощущению?
- По ощущению - замечательно.
Она ждала. Он тоже. И собирался с мыслями.
- Вы пришли поговорить о Горанине? - подтолкнула его к разговору Аглая Серафимовна.
-В общем-то... И да, и нет. О себе.
- О вас? То есть о том вознаграждении, которое вы хотите получить?
- Ну да. О вознаграждении.
Глоток вина придал ему смелости.
- И что же вы хотите, Александр Александрович? - ласково спросила гостеприимная хозяйка.
- Я... - Он кашлянул в смущении. Ну как это выговорить? - Я... Словом, я прошу руки вашей дочери.
- Кого?!
- Вероники.
- Вы что, с ума сошли?
- В общем-то... Да. Сошел.
- Ну, знаете ли!
И она принялась хохотать. Наверное, никто из посторонних никогда не видел Аглаю Серафимовну смеющейся. Глаза ее оставались холодными, в то время как женщина и в самом деле искренне веселилась.
