— Вас теперь и Ника не раздражает?
— Она всего лишь пешка в этой игре. Глупая, своенравная девчонка.
— А Воронов считает ее умницей, — не согласился он.
— Людьми, Миша, очень легко управлять. Если знаешь мотивы их поступков. Еще проще играть на их чувствах, если у тебя самого в душе не осталось никаких. Это цинично, но зато результативно. Если умный человек восприимчив и эмоционален, да еще и не умеет этого скрывать, он становится легкой добычей. И ум тут не поможет.
— Это вы о чем?
— Не в моих интересах называть имена. Я — лицо заинтересованное. Ты тоже не Дон Кихот. Не борец с ветряными мельницами. Твой интерес — деньги. Ты вполне современный молодой человек. Тебе хорошо заплатят.
— За что?
— За свидетельские показания.
— А что я должен буду показать?
— Тебе все скажут, — загадочно улыбнулась Елизавет Петровна и вышла.
«Я ничего не понимаю! Заговор? Кого с кем? Преступление? Кого наказали и за что? Ничего не понимаю!»
Единственное, что он понял, преступление, которое здесь совершено, нетривиальное. И мотив нетривиален. Что с них взять? Коллекционеры! Безумцы! А истина — в вине. Надо знать лицо истины. Начать надо сначала. С винной этикетки. Или, по-научному, с паспорта вина. Что-то он пропустил. Что-то очень важное.
Этикетка, она же ключ к разгадке
Пока они с Елизавет Петровной мило беседовали, гости разбрелись кто куда. Эстер Жановна и Зигмунд спустились вниз, на кухню, и занялись приготовлением завтрака, который сегодня сильно запоздал. Ника вызвалась им помогать. Хозяин замка и Федор Иванович Сивко вяло о чем-то беседовали в холле на первом этаже, разглядывая картину, висящую на стене. Ни тому, ни другому разговор об искусстве удовольствия не доставлял. Оба явно чего-то ждали. И Воронов, и Сивко то и дело поглядывали на часы.
— Когда завтрак? — стоя на ступеньках лестницы, спросила Елизавет Петровна.
— Я вижу, Лиза, убийства не испортили тебе аппетит, — усмехнулся Воронов. — Впрочем, я от тебя другого и не ждал.
«Что-то не похожи они на любовников. И на жениха с невестой тем более, — подумал он. — А Елизавет Петровна меж тем сказала: скоро свадьба. Нет причины ей не верить. Если уж эта женщина что-то задумала…»
— Прошу всех в зал, — торжественно сказал появившийся из кухни Зигмунд. — Завтрак будет подан через пять-семь минут.
— Вот это дело! — обрадовался Сивко.
Федор Иванович был деловит и сосредоточен. Экскурсия на смотровую площадку его успокоила, осенняя прохлада и ветерок взбодрили. Они вчетвером пошли в каминную залу, где Воронов взглядом указал ему на место рядом с собой.
— Ну как? — спросил, улучив момент.
— Есть контакт, -¦ кивнул он. — Мне надо с вами поговорить. Лучше спуститься вниз, в погреб. Мне нужна ваша консультация.
— Хорошо, — кивнул Воронов. — Сразу после завтрака.
Елизавет Петровна изо всех делала вид, что их переговоры вполголоса ей безразличны, но слишком уж старалась. Он уже знал эту ее манеру: за рассеянной улыбкой скрывать свой интерес, нарочно отвернувшись и сосредоточившись на другом человеке или предмете. Она умела подслушивать, почти не разбирая слов не и видя артикуляции губ. Черт ее знает, как она это делала? Кожей, что ли? Полученную таким образом информацию Елизавет Петровна выкладывала внезапно, давала ей ход, когда этого никто не ожидал. И все удивлялись: а разве вы это помните? Разве знаете? А мы думали, вам это неинтересно! Вот если ей и в самом деле было неинтересно, она «внимательно» слушала, улыбалась и кивала, со всем соглашаясь. Вела себя не так, как сейчас. И он понял, что все происходящее между ним и Дмитрием Александровичем для нее крайне важно. Елизавет Петровна прокручивала в уме какую-то комбинацию.
Вошла Ника с подносом в руках. Волосы аккуратно уложены, глаза опущены, губы не накрашены. Подурнела, потому что плакала.
— В чем дело? — спросил Воронов. — Ты здесь гостья, не прислуга. Садись за стол.
Та послушалась. Заменивший ее Зигмунд сделал вид, что все так, как и должно быть. Появление Ники за столом никто из гостей не прокомментировал. И Сивко, и Елизавет Петровна были заняты своими мыслями. Она почти не ела, а вот Федору Ивановичу аппетит ничто не могло испортить. Как и вчера, Сивко намазал маслом кусок хлеба и положил на него ломоть ветчины.
За завтраком молчали. Ника была печальной, Елизавет Петровна задумчивой. Она и нарушила молчание:
— И какие у тебя планы, Дмитрий? Чем нам заняться до вечера?
— Делайте, что хотите.
— То есть, ты хочешь сказать, что в семь часов вечера я смогу выйти из дома, сесть в свою машину и уехать?
— Да, если только не ты убила.
Елизавет Петровна вздрогнула:
— А если я?
— Тогда тебе придется проехать в другое место. И не на своей машине.
— Какая чушь! — раздраженно швырнула она на стол салфетку.
— Отчего же? — пожал плечами Воронов. — Все в рамках закона. Убийца чистосердечно раскаивается, пишет признание, и приехавшая сюда милиция его забирает.
— А я уж подумала, что ты собираешься устроить суд Линча, — усмехнулась Елизавет Петровна.
— Я что, сумасшедший? Просто на этот раз я хочу, чтобы был наказан истинный виновник. Не крайний, и не тот, кто случайно оказался под рукой.
— И как он, по-твоему, должен быть наказан?
— Меня вполне устроит пожизненное заключение.
— И после этого он говорит, что не сумасшедший! — рассмеялась Елизавет Петровна.
— Но Дмитрий Александрович прав, — тихо сказала Ника. — Раз убил — значит, должен отвечать.
— Пока самого это не коснулось, его это почему-то не волновало, — хмуро сказал Сивко, глядя в тарелку. — Все пользовались, и он пользовался.
— Чем это я пользовался? — в упор посмотрел на него Воронов.
— Дырками в законе. А как жену любимую убили: караул! Правосудие продажное! Следователи купленные! Менты ленивые! Пора наводить порядок! Запру у себя в доме ни в чем не повинных людей и буду ставить над ними эксперимент. Виноват-то один. А сколько пострадавших? Все правильно: лес рубят, щепки летят, — сердито сказал Сивко. — Идиотизмом ты занимаешь, Дмитрий.
— Чистосердечное признание еще никто не отменял, — тихо сказал Воронов. — Пусть тот, кто убил, прямо сейчас нам об этом скажет, все тут же и закончится. Ну что, господа? Кому дать слово?
Ответом ему было молчание.
— Вот видите. Вы молчите. И опять вы молчите. Один, тот, который виновен, является причиной страдания остальных. Убийца был уверен, что ему все сойдет с рук. Приедет милиция, следователь, который непременно что-нибудь придумает. За деньги. Которых у вас всех в избытке. Ан нет! Не получилось! — злорадно сказал Воронов.
