— Мог. Только как тогда доказать, что он там был? Отпечатков пальцев мы, кроме ваших и Рюмина, никаких не нашли. Такое ощущение, что это вы весь вечер с рыжим чаи распивали.
— Они не чаи распивали. Сидели и курили. Ой! — Ксения испуганно зажала рот. Но он уже обрадовался — легкий мяч. Хорошо, когда противник сам ошибается. И ехидно:
— Странно как: весь вечер курили, а пепельница пуста. — И после паузы: — Я ведь знаю, кого вы выгораживаете. Любовь-морковь, значит. Знакомое дело.
— Я его ненавижу! — заявила Ксения и сама устыдилась неудачной фразы.
— Если бы вы его ненавидели, он бы за решеткой давно сидел. А вы пепельницы с балкона вытряхиваете. Не иначе как от большой ненависти. Так хочется ему плохо сделать, аж жуть! Я бы на вашем месте сам улики следствию подбрасывал, а вы… Эх, Черри… Отпечатки пальцев тоже вы вытирали?
— Нет. Я только мебель.
— Что «мебель»?
Она промолчала. Пусть уж добивает.
— Значит, рыжий ваш был с этим парнем хорошо знаком? Драки-то не было, а, Черри? Молчите? Вот что я вам скажу: я не могу понять его логики. Я не могу понять, кто будет следующим. И, главное, не могу понять, к чему все идет. Он знает что-то, чего не знаем мы. И, пользуясь этим, идет на шаг впереди, причем идет к какой-то конкретной, заранее известной цели. А вообще-то все в этом деле — глупое стечение обстоятельств. Ладно, не буду вас больше беспокоить. К Звягину поеду. Всего хорошего, Черри.
«Чтоб ты провалился!» — подумала Ксения, бросив трубку. Она совсем не умеет врать, а следователь этим пользуется. Покушается на самое дорогое, что у нее еще осталось: на мечту о счастье. Умом она понимает всю ее бесплодность, но инстинктом цепляется, словно пальцами за узкий карниз, сорвавшись с которого уже остается только лететь и лететь, без мыслей, без чувств, до самого удара о землю, которым все и кончится. Человек должен чем-то держаться за жизнь. У дерева есть корни, у него есть привязанности. Новые корни пустить гораздо труднее, чем обрубить старые. Зачем?
«Зачем?» — думала она, выполняя все тот же механический ритуал служения этой трехкомнатной квартире. Ей было тоскливо. Она должна была принять какое-то решение.
30: 0
Спустя час Ксения надела куртку, чтобы сходить в магазин. Взяла хозяйственную сумку, открыла дверь и вздрогнула от неожиданности: на пороге стоял Герман.
— Напугал! — вскрикнула она. — Почему не звонишь?
— Куда?
— В дверь, чучело!
«Чучело» моргнуло зелеными глазами. Ксении захотелось пальцем потрогать густые мохнатые ресницы: может, отклеятся?
— Далеко собралась? — посторонился Герман.
— В магазин. Сумки поможешь донести?
Он пожал плечами, шагнул вслед за Ксенией в лифт.
— Что, гости ожидаются? Кормить надо, да?
— Ты можешь снять пробу.
— И что это будет? Сливки или объедки с барского стола?
— У тебя глупый юмор.
— А у тебя вообще никакого. Только женщина, лишенная чувства юмора, может всерьез воспринимать клоунские попытки своего бывшего мужа вымолить прощение.
— Фраза для тебя слишком умная.
— Я много читал за последние дни, — глубокомысленно изрек он. — От скуки.
— Ты?! Читал?!
— Да, Черри. Книги. Долго не мог понять, почему люди делают такую глупость. Телевизор гораздо проще. Но дело в том, что, глядя в него, многое можно пропустить. Отлучился на несколько минут в кухню за куском колбасы, глядь — пропустил самую суть. Нажрался, но остался в неведении. А читая книгу… Ты меня не слушаешь!
— Герман, с тобой по улицам невозможно ходить! На тебя все женщины смотрят.
— Да? Значит, я красивее, чем твой бывший муж?
— Это совершенно бабский вопрос.
— Тогда ответь по-мужски. Конкретно и без вранья: ты его уже простила?
Ей было весело. Настроение почему-то поднялось. «Вот я иду по улице с красивым парнем, — думала Ксения. — На него все смотрят. А мне все равно. А они все думают, что мы вместе». Она даже улыбнулась. Наверное, все прохожие подумали в этот момент: «Боже, как она счастлива!» Герман даже холода не боялся: шел без шапки, в любимом белом свитере, в черной куртке. Он очень естественно чувствовал себя в центре внимания: не позировал, не смеялся слишком громко, не говорил напыщенных и глупых фраз. Просто шел, и все, один, на этой улице, полной завидующих мужчин и восхищенных женщин.
— Из тебя вышел бы классный актер, — не удержалась Ксения.
— Что? Актер? Чтобы девочки визжали от восторга, глядя как я в белой рубашке, со шпагой в руке, этакий герой-любовник какой-нибудь исторической мелодрамы разделываю толпу здоровых мужиков в мелкий винегрет? Чушь!
— В тебе романтики нет. Подержи, пожалуйста, сумку.
Она прицелилась на аппетитный кусок мяса: если потушить его с грибами, да с приправами, да добавить красного вина, да…
— Тебе столько не съесть, — пристально посмотрел на нее Герман.
— Угу. Взвесьте, пожалуйста.
— Все бабы дуры, — очень громко сказал он.
Продавщица уронила нож. Ксения вздрогнула. Никак невозможно сосредоточиться! Что-то вертится в голове, но что?
— Герман, перестань!
Ксения за рукав потащила его к кассе.
— Постой, пожалуйста, здесь. Нет, в уголке. Не верти головой. Я сейчас.
Почему-то ей показалось, что Герман уйдет. Назло ей, вместе с куском мяса. Но когда Ксения вернулась, он стоял все там же, у кассы, а какая-то дамочка подозрительно долго рылась в кошельке. И смотрела на его лицо, а его зеленые глаза неподвижно и зло уставились в одну точку.
— Эй! Герман! Ты в вине что-нибудь понимаешь?
— Пожалуй, тебя стоит разок напоить, — задумчиво сказал он.
— В другой раз. Если я куплю шампанского, это будет нормально?
— Не нормально. К мясу нельзя подавать шампанское. Брось его, Черри.
— Не поняла. Шампанское?
— Дура, — рассердился Герман. — Своего бывшего. У него любовница.
— Тебе-то что?
— Ты знаешь, что не обязательно должна уметь женщина, но обязательно должен уметь мужчина?
— Ну?
— Принимать решение. Это есть признак сильного пола. Не позволяй другим думать за себя. Пусть это будут твои ошибки, понятно?
— Тебе нельзя много читать, — грустно сказала Ксения. — Скажи, я когда-нибудь предъявляла на тебя хоть какие-нибудь права? Выговаривала за многочисленных любовниц?
— Нет, нет, нет.
— Мы с тобой даже не ровесники. Тебе только двадцать шесть, а мне уже двадцать семь! И ты никак не можешь понять, что в моем возрасте женщине уже давно пора иметь семью и детей. Ты можешь сейчас же отдать мне сумки и исчезнуть.
