– Ну, Митрий Саныч, – выкрикнул кто-то весело, – век не позабыть, как скакали нонеча!
И Федор, поднеся трясущуюся руку с плетью к глазам, бурно дыша и ногами ощущая, как тяжело дышит, раздувая бока, конь, тоже запомнил навсегда отсюда, с холмов, сбегающую вниз дорогу, развороченное, дымно-кровавое небо и внизу тусклые, блекло-рыжие кровли соломенных деревень.
От Переяславля им встречу скакали, размахивая шапками, верхоконные.
Татар они не опередили, но поспели все-таки вовремя. Престарелый Гаврило Олексич уже третий час спорил с начальником татарского отряда, с трудом отстаивая княжой терем и входы на башни. Меж тем уже начиналась драка. Татары брались за плети, с плеча хлестали, норовя по глазам, ратных Гаврилы, а те, оборотив копья, отбивались древками. Свалка грозила перерасти в побоище, тем паче что кое-кто из татар уже отъезжал подалее и доставал луки.
Гаврило оборотил к Дмитрию гневно-беспомощное лицо. Вспыхнув радостью, увидел сына, Окинфа. Дмитрий в опор, пустив коня, врезался в татарский строй, и за ним его дружинники, ополоумевшие от скачки, грязные, с напряженными скулами, на запаленных конях, готовые ринуться в клинки.
Дмитрий гневно, не трогая меча, оборотился к татарскому мурзе. Татарин, скаля зубы, вложил до половины вытащенную кривую саблю.
– Без ханского ярлыка не пущу!
– Ярлык будет!
– Когда будет, тогда и перемолвим. А тут – я князь. Тут вотчина моя!
В ворота въезжали новые ратные. То был второй Гаврила, с сыном Андрейшей, с дружиной усольцев и кубричан. Татарский воевода вдруг перестал разговаривать и издал дикий горловой крик. Татары разом заворотили коней и конным ливнем ринулись вон из крепости. Кто-то на дороге схватил арканом высунувшуюся бабу, поволок и почти на скаку подхватил на седло. Несколько стрел пущенных через плечо, вполоборота, просвистели в воздухе, кто-то охнул, схватившись за руку, другой скорчился: стрела попала в живот.
– Ну и бьют, гады!
– Догнать! – бросил Дмитрий, но загнанные кони уже не годились для погони. Татарский отряд легко уходил на рысях.
– Скачи вслед! Не то деревни пограбят! – приказал Дмитрий второму Гавриле.
Все это произошло так быстро, что Федор опомниться не успел. Оглянувшись, он увидел, что переяславский баскак стоит как ни в чем не бывало на крыльце ордынского двора. Дмитрий смерил его взглядом, тяжело спешился и полез на крыльцо. За ним – несколько человек бояр. Ратники, и местные, и те, что прискакали, не слезая с седел, ждали, что будет. Но вот князь вышел, и за ним, гремя оружием, показались бояре. Он дал знак, и у крыльца ордынского двора стали ратники, опершись на копья. Прочие начали спешиваться и выводить коней.
Сшибка в Переяславле и слухи породили общий переполох. Жители побежали кто куда, спасаться. Пришлось останавливать, ворочать, объяснять. Баскак, задержанный князем, слал грамоты в Орду, Дмитрий тоже. Бояре разъезжали по деревням, объясняли, что осенью, в распуту, татары уже не пойдут. Жители с оглядкой ворочались жать хлеб.
Осень стояла переменчивая: то дождь, то солнце. Неуверенность была и в людях. Работали и не спали ночами, сожидали татар. Разъезды стерегли все дороги. Спешно закупая товар, спешили убраться подобру-поздорову новгородские купцы. Бояре увозили семьи в дальние лесные деревни. Князь Дмитрий уперся. Отослав жену с дочерьми в Новгород, укреплял город. Оба сына, Иван и десятилетний Александр, оставались при нем. Передавали, что хан вызывал Дмитрия в Орду, но князь не поехал. Кто и думал, что еще обойдется. Сбежавшие в первые дни потихоньку возвращались домой.
Глава 53
Федор, выпросившийся у боярина, с Грикшей были заняты уборкой хлеба. Кончили, и Грикша предложил зарыть хлеб в яму (береглись уже и от соседей). Яму рыли скрытно, в сарае. Обложили берестой, просмоленным рядном. Тщательно заровняли, чтоб не найти. Грикша задышался, распрямляя спину, вымолвил зло:
– Вот! Гляди и думай! Мы с тобой верим? Не верим! А то бы не рыли.
Он устроил мать в отъезд, в Москву, но мать неожиданно заупрямилась:
– Из родного дома куды я? А хоть и татары, кому я, старая, нужна!
Оба уговаривали ее – бесполезно. Один был ответ:
– Как все, так и я!
Меж тем хлынули затяжные дожди, на время перекрыв все дороги надежнее всякой засады. Великий князь Дмитрий спешил, рассылая повсюду послов, как-то собрать колеблющихся князей, созывал рати. Посланные в Новгород бояре укрепляли Копорье.
Дожди прошли. Небо расчистилось. Ледяной ветер высушил землю. Завеял снег и скоро пушистою шубою укрыл поля и холмы. Снег лег как-то сразу, плотно, и уже не таял. Ратники несли сторожу по дорогам. Федор изредка, сменяясь, заглядывал домой. Приехал Терентий, Федора с прочими отправляли в Новгород, где было неспокойно. Спорить не приходилось. Он напоследях побывал дома. Опять оба беседовали с матерью, стараясь уговорить уехать.
– Куда?! Скот, курицы… Коня пущай, увести можно, а корову куды? Резать? Татары придут – уйду в лес! И туда не хочу… В Москву! Ближний свет! Там только таких старух и не хватат!
Федор уехал с тяжелым сердцем, оставляя мать на брата. Он, как и прочие, еще не знал, придут ли татары или нет. И так хотелось верить, что князья как-то договорятся, как-то поладят миром.
Почти с Покрова завернули морозы, такого еще никогда не бывало. Мужики сидели по избам, кто и думал податься в лес, отлагал. Слишком давно был последний татарский погром. Четверть века прошло с Неврюевой рати, успели вырасти молодью, а старые подзабыли, и все как-то надеялись, авось и минует еще…
Дмитрий сам и верил и не верил. Он объезжал заставы и как раз воротился в Переяславль, когда из Владимира примчал мохнатый от инея ратник с вестью: Андрей с татарской ратью подошел к Мурому! Рать великая, ведут Кавгадый и Алчедай, татары все грабят по пути, а князь Андреевы воеводы с ними – Семен Тонильич и Олфер Жеребец.
Дмитрий велел забивать народ в осадные дворы, усилить засеки по дорогам. Валы и кровли Переяславля полили водой – от огненных стрел татарских.
Вести стали приходить одна за другой. Спасая свой удел, к Андрею присоединился стародубский князь Михаил Иванович. Старика и обвинять было трудно. Беззащитное стародубское княжество лежало как раз на пути татарских ратей и, в противном случае, было бы разгромлено полностью. Федор Ростиславич Ярославский из Ярославля шел с ратью также на помощь Андрею. Когда дошла весть, что и Константин Борисович Ростовский, которому Дмитрий недавно помогал уладиться с братом, присоединился к Андрею, Дмитрий закусил губу. Хуже всего было, однако, то, что другие, кто и не перебежал к татарам, не спешили на помочь. Дмитрий Борисович Ростовский пережидал, дмитровский князь пережидал тоже, не спешил на подмогу и углицкий князь Роман, суздальские полки вообще не собирались выступать. Подошли только тверская и московская рати.
