– Девушка молодец!
– Пятьсот долларов, ты подумай?!
– Товарищ милиционер, не отпускайте ее! Житья от этих цыган не стало!
– Они гипнозом берут!
– Сажать их надо!
– Высылать из города!
– Да что там из города? Из страны!
– Товарищ милиционер, срочно примите меры!
– Разберемся, – сказал тот.
Маша растерялась: она вовсе не того хотела. Но к ним уже подходили еще двое в милицейской форме. Цыганка тут же сникла. Запричитала:
– Ай, люди! Ай, что же такое делается-то? А? Не виновата я ни в чем! Какие доллары? Где они у меня, эти доллары? На, обыщи! – она взмахнула подолом цветастых юбок.
– Знаем мы вас! – всколыхнулась толпа. – Жулики! Вон, в урну спрятала! А твои сообщники только того и дожидаются!
– Да одна я, одна!
– Врешь!!!
– Пойдемте в отделение, гражданки, – сотрудники милиции обступили цыганку, один из них взял под локоть Машу: – Идемте, девушка.
Она поплелась в милицию. По странному стечению обстоятельств, первый, кого они там встретили, был тот самый опер, который принял у Маши заявление.
– О, как! – хмыкнул он. – А ты что здесь делаешь?
– Знакомая, да? – сопровождающий Машу, сержант козырнул. – Вот, товарищ капитан, приняли меры! Ее цыганка ограбила!
– Совсем распоясались эти цыгане! – зло сказал оперуполномоченный. И Маше: – Напишешь заявление – зайди ко мне. Я у себя. Ну, ты знаешь.
– Какое заявление? – растерялась та.
– Идемте, – вежливо сказал сержант. – Сейчас составим протокол и вернем вам ваши деньги.
Маша была поражена произошедшими переменами. Теперь к ней обращались на «вы», старательно записывали каждое слово и шикали на цыганку, которая все пыталась заявить о своей невиновности. Маше пришлось признаться, что ограбление, то есть мошенничество, или как его там согласно статье уголовного кодекса, произошло три месяца назад. А сегодня она просто узнала цыганку и хотела, чтобы та сняла порчу.
– Похоже, к вам применили гипноз, – сочувственно сказал сержант. – Это они могут. А вот насчет порчи… Слышь, ты? – он посмотрел на цыганку: – Порчу снять можешь?
– Да какая порча, молодой, красивый? – запричитала та. – Сказала, как положено. И про церковь и про гроб. И про бубнового короля.
– Нет, ты знала! – крикнула Маша.
– Да ничего я не знала! Откуда ж мне знать?
– Значит, это было простое совпадение? – упавшим голосом сказала она. – И что же мне теперь делать?
– Деньги мы вам попытаемся вернуть. Гражданка вернет, – сержант кивнул на цыганку. – Ставьте число, подпись и идите по своим делам. Вас Михаил Алексеевич ждет. А мы с ней сами разберемся.
– Змея, – зашипела цыганка, – порченая ты, отольются тебе мои слезы. Будет еще тебе гроб, будет…
Маша вздрогнула.
– А ну заткнись! – рявкнул на цыганку сержант. – Я тебе покажу гроб! Идите, не слушайте ее.
Маша на негнущихся ногах отправилась в кабинет к оперуполномоченному.
– А… это ты… Присаживайся. Ну, как? Разобрались? – услышала она. И без сил опустилась на стул.
– В общем-то…
– Они знают, кого цеплять, эти цыгане. Ну, ничего. Вернут твои деньги. Много она у тебя вытянула?
– Пятьсот долларов.
– Вернет. Водички? Что-то ты бледная.
– Да, я не очень хорошо себя чувствую. Мутит.
– Это нормально. В смысле, в твоем положении. – Он деликатно кашлянул. – Значит так. Наведался я к твоему бизнесмену. Орешек крепкий. Расколоть его будет трудно. Согласно экспертизе, причина аварии – неисправные тормоза. Но о том, что перерезали тормозные шланги не сказано ничего. Скорее всего, их просто подрезали, чтобы авария произошла не сразу, а, скажем, на крутом спуске. И то что это именно порез, а не разрыв, доказать практически невозможно. Машина-то далеко не новая. Опять же мотив. Погиб твой брат, а при чем здесь, спрашивается, брат? Санта-Барбара получается, а этого суд не любит. И следователи за такие путаные дела берутся крайне неохотно. Жизнь это не кино, здесь, чем проще, тем лучше. Ты мне скажи: он хоть чего-то боится, твой бизнесмен?
– Жену.
– Жену. Уже хорошо. А если, к примеру, ее пригласить к следователю?
– Она не пойдет.
– Не пойдет. Уже плохо.
– У него тесть банкир.
– Еще хуже. И что же нам делать, а?
– Я не знаю.
– И я не знаю, – он выразительно посмотрел на Машу. – Слушай, а ты вечером свободна?
– Я не… нет. То есть, да.
– А не пойти ли нам куда-нибудь? Обсудить все это в, так сказать, неформальной обстановке.
Пауза. Он ждал. Маша медленно заливалась краской. Теперь ей все было понятно.
– Может, лучше деньгами? – залепетала она.
– Какими деньгами? Ты о чем?
– Я вам заплачу.
– Ну, какие деньги? Нравишься ты мне. У меня, может, серьезные намерения.
Она уперлась взглядом в обручальное кольцо на его пальце. «И зачем я только пошла в милицию?!»
– Я… нехорошо себя чувствую. Мне надо домой. Извините…
– Я тебе вечерком позвоню.
Она встала и направилась к выходу. Ей было так плохо. «А в магазин? Да какой тут магазин!» Ее по-прежнему мутило, аппетита не было. Она решила купить хоть молока. Бродя меж полок с продуктами в супермаркете, чувствовала все ту же тошноту, апатию, вялость.
Справедливость. Но какой ценой? Разумеется, на свете есть и хорошие люди, но на ее пути в последнее время они почему-то не попадаются. Видимо, наступила черная полоса. А когда же наступит светлая?
С пакетом, в котором лежали молоко и хлеб, она вышла из магазина. Встала у перехода, чуть замешкавшись. Горел зеленый свет, но когда она ступила на зебру, начал моргать. Когда Маша была уже почти у самого тротуара, она заметила летящую на нее машину. Черную, с тонированными стеклами, с заляпанными грязью номерами. Инстинктивно она шагнула назад, машина вильнула, словно выцеливая ее, Маша рванулась вперед, к спасительному тротуару. Раздался визг тормозов, у нее в глазах потемнело…
Очнулась она на тротуаре. Вокруг стояли люди. «Жива…»
– Сейчас приедет «скорая», – услышала она словно сквозь вату.
– Будет тебе гроб… змея…
Нет, это сказано раньше. Цыганкой. Какие чудовищные совпадения!
– Что со мной? – прошептала она.
– Цела. Споткнулась о бордюр и упала.
Она инстинктивно схватилась за живот. Может, ее просто хотели напугать? Или все-таки убить? Ведь он ясно сказал: не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому.
