Когда Полкаша покупал машину в кредит, он валялся у меня в ногах, просил закрыть счет. Но я не сломалась. Сломалась его машина, и я поняла, что поступила правильно. Ведь потом сломался наш брак. Через месяц после того, как мы разбежались, закончился и срок моего вклада. Поскольку деньги мне опять не понадобились, ведь я вернулась жить к маме, я снова положила их в банк на два года под те же проценты. Поймите меня правильно: тысяча долларов, если сравнивать с моей библиотекарской зарплатой, – сумма весьма значительная. С какой стати я буду отзывать вклад и терять проценты? А кроме этого у меня ничего нет. Даже на картину А. Зимы не хватило бы, задумай я ее купить. Не закрывать же счет из-за какого-то натюрморта, написанного на грошовом картоне? В то, что в раме запрятаны бриллианты, я не верю.
Но и бросаться в объятия к первому встречному я тоже не собираюсь. Все это так неожиданно. Мне сначала надо привыкнуть к мысли, что я, Анфиса Лебедёва, снова выхожу замуж!
– У меня есть кое-какие деньги. Я даже могу купить нам квартиру, – сказала я Арсению, сделав ударение на слове «купить». Проверка слуха. – Но не сегодня. Где-то через полгодика. А сейчас у меня вообще денег нет.
– Хорошо, подождем до Нового года. С первого января переедем на съемную квартиру и будем подыскивать себе постоянное жилье. У меня тоже денег нет.
В общем, решение нашлось само собой. Оно легко находится, когда нет денег. Просто все остается как есть. Мне же только оставалось узнать Арсения поближе, и я подумала, что пять месяцев – срок вполне достаточный.
Обсудив наше материальное положение, мы перешли к проблеме более насущной. А именно к убийству А. Зимы.
– И кто его убил? – спросил Арсений.
– Не знаю.
– Но ты же ясновидящая! – удивился он. – Я подумал, что Аксенкину ты просто не хочешь говорить, но мне-то скажешь? Раз мы теперь вместе.
– Честное слово, не знаю, – поклялась я. – Но ведь это можно легко узнать, и не прибегая к помощи экстрасенса.
– Каким образом?
– Убил один из тех, кто приходил в музей. Поскольку его убили в воскресенье, а выставка открылась в субботу, люфт составляет всего полтора дня. Временной зазор, в который мог просочиться убийца, – пояснила я. – Он впервые увидел картину на экспозиции, а до того даже не подозревал о ее существовании. И тут же побежал выяснять отношения с художником. А. Зима поспешил в музей забрать картину. Смотрительнице он сказал, что натюрморт продан. Кто знает, может, и правда? А скорее всего, ложь. Если бы убийца мог купить эту картину, он бы купил. Зачем убивать-то? Тут другое. А что, я пока не могу понять. Уверена лишь, что убил один из тех, кто побывал на выставке. Я не думаю, что за это время краеведческий музей посетило много народа. В субботу до обеда, кроме нас с Капкой и Аксенкина, там вообще никого не было. Остается вторая половина дня и первая половина в воскресенье. Потому что вечером А. Зима был уже мертв. Тебе достаточно поговорить со смотрительницей музея и составить список подозреваемых. Опроси их всех на предмет алиби и узнаешь, кто убийца.
– Голова! – восхитился Арсений.
– Но это же элементарно!
«Ватсон» – так и хотелось добавить мне. Арсений и в самом деле смахивает на доктора Ватсона рыжими усами, комплекцией, да к тому же он туповат. Ревностный служака. И взяток не берет! Типичный литературный персонаж. О господи! Что это я? Мне же надо его полюбить! И у меня на все про все пять месяцев, даже меньше! Я срочно должна искать в нем положительные черты!
– Сеня, ты был женат?
– А как же!
– А почему развелся?
– По обстоятельствам.
Ответ меня, признаться, не удовлетворил.
– Она тебе изменяла?
– Что-о?! – Он расправил широченные плечи.
– Тогда почему вы разошлись?
– С ней было скучно. И потом она кормила меня какой-то пакостью. Совершенно не умела готовить. Плюс ко всему у нее совершенно отсутствовало чувство юмора. Она и сейчас такая. Без чувства юмора, с подгоревшими котлетами на сковороде и недоваренным борщом в кастрюле. Если бы она могла над этим пошутить, я бы ей простил. Но, спалив очередной кусок мяса, она начинала орать, что это я во всем виноват. Вечно хочу жрать и ее тороплю. А она в спешке хватается за все и в итоге ничего не успевает. Я плюнул и ушел.
– Ага. Заел быт.
Версия меня устраивала. Не такой уж он Ватсон, если требует от жены наличия чувства юмора.
– А дети?
– Что дети?
– Дети есть?
– Конечно! Двое.
– Теперь понятно, почему у тебя нет денег, – вздохнула я. – Мальчик и мальчик?
– Почему? Две дочки.
Вот странность: требовать от жены того, чего у тебя самого нет. Чувства юмора. Мне стало тоскливо.
– И давно вы разошлись?
– Года три назад.
– А меня ты давно полюбил?
– Как только увидел, – заверил он.
Значит, он влюбился в меня еще будучи женатым. Картина начала проясняться.
– А вот у меня нет детей, – с сожалением сказала я.
– Еще будут, – заверил он.
– Честно сказать, я боюсь.
– Чего? – удивился он. – Рожать? Все бабы рожают. Да, придется потерпеть, но это несмертельно, по своей бывшей знаю. После первого ребенка она орала: больше никогда и ни за что! И трех лет не прошло, как заканючила: хочу маленького. И опять родила.
– Я не боли боюсь. Просто самый красивый в мире ребенок уже родился, – грустно сказала я. – Это Эмиль. А мой… Что я буду делать, если он получится некрасивым?
– Самый красивый ребенок в мире – твой собственный, – заверил меня Арсений. – Как только ты возьмешь его на руки, сразу это поймешь. И все остальные дети перестанут для тебя существовать.
– Может быть, ты и прав.
Он был отличным психотерапевтом, снял все мои сомнения с повестки дня. Я долго думала и о первом своем замужестве, и о втором. Я в отличие от всех остальных не сомневалась, что найду себе нового мужа. Я ведь ясновидящая. И вот я думала: как бы мне не совершить ту же ошибку? Я не хотела вешать себе на шею в качестве трофея второе разбитое сердце. Мне не победы над мужчинами нужны, мне необходимо тихое семейное счастье. Потому что громкое я уже переросла. Скандалы должны остаться в прошлом, вот о чем я думала.
Котлеты у меня не подгорают, это правда. И с борщом полный порядок. Но достаточно ли этого для счастья? Я с сомнением посмотрела на Арсения.
– Что с тобой? – Он словно что-то почувствовал.
– Ничего.
– Ты что-нибудь видишь?
– В смысле будущего? Неувязочка вышла: у меня временное затемнение в мозгу. Никак не пойму, с чем это связано. Одно скажу: я совершенно ясно вижу свадьбу. Только вот лицо невесты скрыто под вуалью.
