С кошмы тотчас поднялся плечистый, не старый еще улем в чалме ученого, гордо глядя на русского митрополита готовый к спору.
Алексий побледнел от гнева и возмущения. Тайдула вдруг подала голос, объявив, что верховный русский поп может отказаться от диспута в этот раз, ежели у него нет с собою священных книг, и уехать к себе домой. Царица явно предлагала ему бегство!
Алексий усмехнул, сдержал себя. С достоинством склонил голову. Громко и ясно ответил, что Бог, который помог ему совершить чудо, всегда с ним и потому он может отвечать на любые вопросы, заданные ему перед лицом царя и царицы.
В тот же миг ему бросилось в очи лицо Станяты, в чем-то остерегавшего его, Алексия, но Алексий уже переступил черту возможного отступления и теперь лишь мысленно вручил себя Господу.
Наступила неловкая тишина. Видно, согласия русского митрополита на диспут не ожидали.
Однако, пошептавшись с улемами, Мунзибуга все же выступил вперед и сперва распростерся ниц перед троном Бердибека, цветисто и высокопарно приветствуя нового хана:
– Хвала и благодарность всевышнему Богу, который одарил страны ислама прекрасной справедливостью и совершенным благородством справедливейшего царя, царя царей, великого и справедливого хакана вселенной, поддержанного Богом победоносного победителя, славы царей прочих народов, повелителя Золотой Орды, страны тюрок, Хорезма, Азербайджана, Аррана, Руссии и прочих стран и народов, покровителя веры, защитника людей, сияния и блеска державы, убежища народа, красы царства, столпа мира и религии, покровителя ислама и мусульман, поражающего врагов и недругов точно молния, тени Аллаха в странах Востока и Запада, великого Бердибека, сына Джанибека, внука Узбека, потомка великого Бату-хана и покорителя вселенной, славного Темучжина, да увеличит Аллах его власть и да умножит могущество! – говорил Мунзибуга, простираясь перед отцеубийцею, не ведающим пока, усидит ли он и вовсе на троне. – Хвала Аллаху, который укрепил трон повелителей Золотой Орды, доставив наследованное и приобретенное царство достойному преемнику, – продолжал свои славословия сын Моллагавзина слепого, – который велел солнцу справедливости и луне правосудия взойти на востоке его страны и владений, который направил в его царственную и державную реку потоки благоденствия и покоя, который заставил весь мир и все страны исполнять, повиноваться и слушаться его приказов и запретов, так что враги царства и недруги государства прячут головы под ворота отступления, а набожные и благочестивые мужи пребывают в безопасности и здравии, двери насилия и тирании забиты для подданных гвоздями правосудия, «куропатка и сокол мирно уживаются в одном гнезде».
(Бердибек в это время думал, глядя на столпившихся улемов во главе с кади: много ли они смогут вытянуть у купцов и дать ему серебра, ежели он все же накажет Алексия?)
– Его милости набросили на плечи угнетенных плащ милосердия, – продолжал, закатывая глаза, Мунзибуга, – его блага открыли перед униженными врата сострадания, летопись царей началась с его царствования, книга правосудия изукрашена пером справедливости этого царства! И все это сказанное – лишь капля в море, частичка целого, как сказал поэт:
Великих к тебе обращаются взгляды, Из всех властелинов – тебе они рады, Аяты Корана о том возвестили, Что царство твое – это царство отрады.
Кончив славословие, Мунзибуга поднялся с колен, оглаживая бороду, поглядел, довольный собою, по сторонам и, выждав, пока не утихнет поощрительный ропот, обратился к Алексию:
– Обвиняю тебя, урусут, ибо искусство свое перенял ты от джиннов и нечистыми руками, помощью злобных сил сотворил чудо, о коем вскоре пожалеют все, едва узрят призрачное торжество Иблиса и праведный гнев Аллаха!
В прилюдном споре, как и во всяком споре, никто никогда не убеждает противника. Убедить стараются слушателей спора, и ради них говорят свои доводы та и другая стороны.
– Мое искусство – от Бога! – твердо возразил Алексий. – Все видели, как, прежде чем приступить к лечению, воздвигал я святое изображение и молился ему, и могу показать и повторить слова наших молитв, возносимых к триединому Богу: Отцу, Сыну, страдавшему за нас, распятому и вознесенному и сидящему ныне одесную Отца, и Духу Святому, иже от Отца исходящему, – подобно тому, как от солнца, имеющего образ и цвет, исходят лучи, напояющие вселенную. А также молился я Деве Марии, Мариам, Матери Божией! Ведома и почитаема многими из вас священная книга Инджиль, или Евангелие, известен и почитаем вами Исус Христос, Иса, как и мать его, Мариам. Так как же можешь ты говорить, что я обращался к джиннам и помочью злых сил творил добро царице, ю же излечил есмь?
– Иса не умер, – вскричал, покрываясь румянцем гнева, Мунзибуга, – и ходит по земле, продолжая творить добро и почасту воскрешая мертвых! Он пророк истинного Бога и бессмертен!
– Мы тоже говорим, что Иса не умер, – тотчас возразил Алексий, – но воскрес, являлся ученикам своим и вознесся на небеса, и молимся ему и, так же как и вы, ожидаем от него чудесной помощи в наших скорбях! Вот ты сам и доказал, что лечение мое свято и не от джиннов получаю я силу свою, а от того, кому и вы, бесермены, почасту приносите молитвы свои!
Тайдула, в этот миг отвлеченная от горестных мыслей своих, довольно склонила голову.
Противник Алексия, не ожидавший, что тот таким образом обернет его слова, растерянно оглянулся и, еще более покраснев, воскликнул:
– Пусть так! Но истинный Бог – один! Он сотворил небосвод и землю, металлы и растения, открыл источники вод и утвердил планеты и звезды. Он создал человека из праха, и вдохнул в него разум, и научил верных шариату и тарикату, дабы прославляли его всемогущество, а для неверных дал меч и священную войну, дабы железом карать тех, кто не ведает благодати и не внимает слову пророков Бога истинного! Ибо он – единый для всех и все должны склониться перед ним и принять единый закон! И тогда в мире воцарят справедливость и мир, и воистину лев не тронет онагра и орел – голубку! – Мунзибуга выразительно поглядел на Бердибека, и все посмотрели на него, и в этом безотчетном взгляде, словно бы удивленном, что все сказанное можно применить к этому сидящему здесь хану-убийце, Бердибек почуял вдруг такое холодное отстранение окружающих, что сердце его на миг сжало тоской, а потом наполнило горячим потоком гнева и ненависти.
– Мы считаем, – ответил Алексий спокойно и внимательно поглядел на Тайдулу (хан, как ему показалось, совсем не внимал ему), – мы считаем, что выше закона – благодать, которая приходит, когда уже имеется закон. И она – как любовь после заключения брака, как преданность слуги или воина своему господину после данного обета послушания. Она позволяет рабу отдать жизнь за повелителя своего, она связывает родных между собою, сына с отцом и подданных с государем. Посему всякий из нас, не отвергая закона, молится о ниспослании благодати!
Станята, недвижно стоявший позади Алексия, давно уже молил небо об удержании слов наставника. «Ведь владыка еще ничего не ведает! – вспыхнуло у него в мозгу. – А ну как хан повелит схватить его, оскорбясь, и предаст суду или казни!»
