Она сняла ее и присела на краешек. Дядя Боря открыл глаза и посмотрел на нее, как ей показалось, неодобрительно. Но ничего не сказал. Она протянула руку и подвинула к себе чемодан. Потом не спеша расстегнула молнию. Там оказалась картина. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы ее оценить. В правом нижнем углу виднелась хорошо знакомая ей подпись.
– Тысяч за восемьсот берусь продать, – шепотом сказала она.
– Устраивает, – одними губами ответил дядя Боря, и она, застегнув молнию на чемодане не спеша встала. – Как договаривались: завтра.
– В три.
– Хорошо, в три.
Она выдвинула ручку и не спеша направилась к туалетам, катя за собой чемодан. Заплатила в кассу, оторвала от рулона кусок туалетной бумаги и двинулась в кабинку. Там оказалось тесно, но она была к этому готова. Мгновенно переоделась, стащила с волос алый бант, нацепила на голову темный парик, потом достала из сумки заранее сшитый розовый чехол и натянула его на чемодан, предварительно запихав в него красную блузку и белые брюки. Туда же полетел бант.
Из кабинки вышла уже не яркая сексуальная блондинка с белой сумкой через плечо и потрепанным чемоданом в руках, а неприметная темноволосая женщина средних лет, катящая за собой поклажу, на которой невольно задерживался взгляд. Яркая сумка осталась висеть в кабинке. Подойдя к зеркалу, Катя несколькими быстрыми, точными движениями сняла с лица макияж. Надела очки и, заметно нервничая, подошла к зевающей кассирше.
– Что вы хотели, женщина?
– Извините... – залепетала она. – Я иногородняя... В Москве впервые... Не подскажете, как мне поступить?
– Ну?
– По радио все время объявляют о бесхозных вещах, – заикаясь от волнения, сказала Катя. – Что терроризм и все прочее...
– И?
– Там, в кабинке, сумка. Я побоялась ее трогать. В ней что-то тикает.
Женщина мигом проснулась:
– И что делать? А?
– Я не знаю. Они говорят: срочно сообщить.
– Сумка, значит.
– И тикает.
Кассирша затряслась. Потом торопливо перекрестилась:
– О, господи!
– Пойдемте к милиционеру.
Они вдвоем затрусили к патрулирующему Казанский вокзал сотруднику милиции.
– Сумка, говорите? – сразу напрягся он и тут же стал связываться с кем-то по рации.
– И тикает, – хором сказали они.
– Говорят: тикает, – срывающимся голосом доложил патрульный.
Катя терпеливо ждала, пока поднимется суета. Пришли еще двое. Подбежала какая-то женщина в форме железнодорожника. Теперь все внимание было приковано к обнаружившей сумку кассирше. Вокруг нее собралась толпа. Казанский вокзал был местом особенным, обнаружение там бесхозных вещей сразу напрягло сотрудников милиции. Все еще помнили взрывы в метро, которые прогремели не так далеко отсюда.
Катя исчезла, не дожидаясь, пока объявят тревогу. Оставшаяся в кабинке сумка была пуста после того, как она вынула оттуда парик и свою новую одежду. И ничего там не тикало, но чтобы разобраться в этом, им понадобится время. К машине она не пошла, оставила ее на платной стоянке до завтра. Проплатила заранее за двое суток, договорившись с охранником, а сама взяла такси и приехала домой в три часа ночи. Все уже спали.
За вечер она заработала миллион долларов. Ну, почти уже заработала. Главное: картина была у нее. И никто об этом не знал. Остальное уже дело техники.
Она еще какое-то время провела у себя в кабинете, любуясь пейзажем. Потом вздохнула и направилась к сейфу. Шестьсот тысяч долларов деньги немалые, но она готова была рискнуть, чтобы в итоге получить миллион. И, разумеется, вернуть свои шестьсот. Деньги она положила в чемодан, опустевший после того, как она вынула оттуда картину. Теперь он заметно потяжелел. Розовый чехол Катя, разумеется, сняла. Его надо выбросить или вообще сжечь, он свое отслужил.
На следующий день, ровно в три, она уже была на Казанском вокзале. На сей раз ее одежда была скромной, волосы стянуты в хвост простой резинкой, макияж едва обозначен. Приходилось быть осторожной и все время менять внешность. Слежку за собой она почувствовала уже давно и даже успела к ней привыкнуть. Долго не пыталась уйти, покорно терпела присутствие назойливых, а порою даже наглых людей в своей жизни. За пару месяцев она приучила их к тому, что ведет себя как послушная девочка, поэтому вчера после банального трюка с переодеванием они растерялись. Катя это почувствовала: преследователи отстали. А сегодня опять взяла такси и на всякий случай два раза сменила машину и потом спустилась в метро. В руках у нее было два чемодана, один из них довольно тяжелый. Доехала она до «Комсомольской» и не спеша направилась к выходу. Сначала пошла на Ленинградский, в камеру хранения. Оставив там один чемодан, с другим, более тяжелым, двинулась на Казанский.
Она заметила его сразу. Он слишком уж суетился. Остальные пассажиры вели себя, словно заторможенные. Она давно уже заметила особое выражение лица, которое бывает у людей только в зале ожидания, и научилась его копировать. Надо бы сказать «дядюшке», что он может все провалить. Она еще какое-то время не подходила к нему, осматриваясь. Но все было спокойно.
– Деньги в чемодане, – негромко сказала она дяде Боре, усевшись рядом. – Можете не пересчитывать.
Он кивнул и придвинул к себе чемодан. Ей показалось, что дядя Боря слишком уж нервничает. Подумаешь, невидаль! Человек везет с собой шестьсот тысяч долларов. Она знала женщину, которая спокойно спустилась в метро с картонной коробкой, где лежали украшения с бриллиантами на сумму в три миллиона евро. Главное, чтобы никто не знал. Все громкие ограбления случаются по наводке. Она сама не раз перевозила огромные суммы в поездах и пригородных электричках, потому что считала такой способ гораздо надежнее, чем свою безумно дорогую иномарку. Вот ее-то скорее решатся ограбить. Старик не может всего этого не знать и все-таки нервничает. Странно.
– Будет еще товар – заходите. Работаем по той же схеме.
Дядя Боря еще раз кивнул и встал. Она опять удивилась: руки у него заметно дрожали, когда он взялся за ручку. Надо же, криминальный авторитет, а боится! Или чемодан тяжелый? Килограммов восемь-девять. Там разные купюры. Она почему-то была уверена, что дядя Боря выходец из того мира, думать о котором ей всегда было неприятно. Она воровала у своих и продавала своим же, по знакомству, в тайные коллекции или в частные банки, которые не афишировали собственные приобретения. И если бы не сжимающееся вокруг нее кольцо, никогда бы не прибегла к услугам посредника. Но теперь ей нельзя пускаться в откровенную авантюру, и она решила действовать по-другому.
Сквозь полуопущенные веки она следила за тем, как дядя Боря идет к выходу. О том, что будет после, ему знать совсем не обязательно. Дальше каждый из них пойдет своей дорогой. Она подождала какое-то время, потом не спеша встала и отправилась на Ленинградский вокзал. У нее был билет на Р-200. Взяв из камеры хранения чемодан, она ждала до последнего и пошла на посадку, когда из вагонов уже просили выйти провожающих.
