– А как поживает твой последний муж? Говорят, он счастлив с новой женой. И, говорят, она беременна. Что не каждой женщине дано.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Елизавета Петровна.
– Да так. Как твоя дочка поживает?
– С моей девочкой все в порядке. Она сейчас с няней.
– Оно конечно, – бросил на нее ироничный взгляд Сивко. – Только Бейлис была уж больно болтлива.
– Что ты имеешь в виду?
– Я говорю, пила она много. А выпив, много болтала. Так что нам нет резона выяснять, как, кто и за что. И нельзя допустить, чтобы другие это выясняли. Я бы устроил несчастный случай. Спустил бы ее тело на время в ледник, а потом организовал бы, ну, скажем, автокатастрофу. С местными ментами договориться не проблема. Я думаю, у Воронова здесь все схвачено. Наследнички Льва Абрамовича только обрадуются. Никто не будет выяснять: как, кто и за что.
– Ты повторяешься.
– А это, чтобы ты запомнила.
– У Таранова было больше проблем с Бейлис, чем у меня.
– Да какая разница? Извини, но я не верю в таинственную незнакомку. Это сделал кто-то из наших. Выяснять, кто именно, не резон. Но в случае чего и девица сойдет. Договоримся.
– В таком случае и я кое-что знаю. Бейлис как-то упоминала, что впервые вы встретились лет пятнадцать назад. Интересно узнать, где?
– Пятнадцать лет назад Бейлис была еще ребенком, – равнодушно сказал Сивко. – Девочкой четырнадцатилетней. Ну, где мы могли встретиться? Я бизнес зачинал в столице, а она жила с родителями в глубокой дыре, далеко от Москвы, ходила в школу да на дискотеки бегала по вечерам.
– А если она подделала паспорт? И не ты ли ей помог, Федя?
– Я? – вздрогнул Сивко. – Чушь!
– Пятнадцать лет назад… А мы с тобой лет десять как знакомы. Не было тебя на Рублевке, и вдруг выскочил. Откуда? Что за бизнес ты зачинал? Боюсь, женские трусики – это пустячок. Или намек? А также пролетарское происхождение. Почему бы не рассказать правду? Мы с тобой могли бы договориться.
– А не пошла бы ты на х…? – грубо сказал Сивко.
– У нас с Тарановым общее дело. Я имею в виду, что оба мы вылетели из гнезда Льва Абрамовича. Воронов тоже свой. Мы вместе учились в МГУ. А Таранов в Плешке. А вот кто ты такой? Откуда к нам прибился? Я не знаю. И Таранов не знает. Никому ничего о тебе не известно. А вот Бейлис, похоже, знала. Ну не странно это?
– Давай, вали с больной головы на здоровую, – криво усмехнулся Сивко. – Я, пожалуй, выйду, позвоню. Охрану свою вызову. Пусть за мной приедут.
– А зачем тебе, Федя, охрана? Кого боишься?
– Да никого я не боюсь! Чего пристала?
– А ты грубишь, – задумчиво сказала Елизавета Петровна. – Успокойся, я не собираюсь давать интервью журналистам.
– Еще бы! Ха! Интервью! Журналисты! Ты еще няню им покажи.
– А при чем здесь моя няня? – побледнела Елизавета Петровна.
– Давай договоримся: ты не трогаешь меня, я тебя, – вновь зевнул Сивко. – У каждого есть скелет в шкафу. И если бы Бейлис на самом деле взялась за книгу… Мало не показалось бы никому. Она вчера на это весьма прозрачно намекала.
– Я…
В этот момент раздался грохот. Дверь в кабинет была приоткрыта, и они отчетливо услышали, как внизу что-то упало. Что-то металлическое, причем на мраморный пол. Оба вздрогнули, Елизавета Петровна вскочила с криком:
– Что это?! О Господи!
И вылетела в коридор, нос к носу столкнувшись с Вороновым:
– Дима? Ты здесь? Давно? А где…
– Что случилось? – крикнул с лестницы Иван Таранов.
– Я полагаю, ничего страшного, – равнодушно сказал Дмитрий Воронов. – В холле на первом этаже упал канделябр.
– Фу ты! – перевел дух Таранов. – Я же сказал: чего-то у тебя тут недоделано. Займись на досуге звукоизоляцией.
– А вот и Михаил, – кивком указал на другую лестницу Воронов и не удержался: – Ха-ха! Красивая картинка! Сверху спускается брюнет, снизу поднимается блондин. Оба молоды, хороши собой. Вас бы в кино снимать. Миша нам сейчас расскажет: что же случилось там, внизу?
– Эстер Жановна уронила поднос, – сказал тот, выравнивая дыхание.
– Кстати, как наш обед? – из кабинета крикнул Сивко.
– На подходе. Но я на всякий случай перехватил бутерброд.
– А ведь ей тоже надо что-то есть, – задумчиво сказал Воронов.
– Девушке? – спросил Михаил.
– А может, женщине? – пристально глянул на него хозяин замка.
– Мы же решили, что это девушка, – улыбнулся Михаил.
– Причем хорошенькая, – спускаясь с лестницы, подхватил Таранов. – Я бегло осмотрел чердак, там никого.
– Когда ты успел, Ваня? – усмехнулась Елизавета Петровна.
– Пахло бы духами. У меня нюх, как у собаки, – похвастался Таранов. – Я мигом бы ее учуял.
– А не пройтись ли нам по спальням, Мишель? – спросила Елизавета Петровна.
– По спальням? Но почему она должна быть у кого-то в спальне? – запротестовал он. – Место ненадежное.
– А если ее сообщник кто-то из гостей? – не унималась Елизавета Петровна. Воронов внимательно прислушивался к разговору.
– Я бы посмотрел в комнате Бейлис, – предложил Таранов.
– Девушка? В одной комнате с трупом? – фыркнула Елизавета Петровна. – У нее что, не нервы, а канаты?
– Раз она ее задушила, значит, канаты!
– Что ж, пойдем по спальням, – подвел итог Дмитрий Воронов и крикнул: – Федор Иванович, вы с нами?
– Мне и здесь неплохо, – отозвался Сивко. – А впрочем…
И он тоже вышел в холл.
– Федор Иванович проголодался, – усмехнулась Елизавета Петровна. – Потому и злится.
– А потому что вы ерундой занимаетесь, – сердито сказал Сивко. – Я ж предложил: зовите сюда охрану. Девчонку поймают мигом. Она убила, не она – без разницы. Труп из замка надо вывезти. Концы – в воду. То есть кинуть ее в реку, и точка. Никому из нас не нужна огласка, господа.
– Разумно, – заметил Таранов. – Давайте так: до обеда не будем портить себе аппетит. Но если девушка не найдется и после…
– Да куда она денется? – тонко улыбнулась Елизавета Петровна. И намекнула: – Дело-то выеденного яйца не стоит, так, Мишель? С какой спальни начнем?
– Начинать надо с начала, – зевнул Сивко.
– Первая по коридору спальня – твоя, – заметил Таранов.
– Ну и что?
– И ты не будешь возражать, если мы туда войдем?
– Вы мне что, не доверяете? – набычился Сивко.
– Тогда и наши спальни осматривать не будем, – заявила Елизавета Петровна. – Таким образом, четыре комнаты, где могла спрятаться девушка, исключаются из списка автоматически. Так, Мишель?
