— Даже не думает о том, сколько он ей добра оставил. Радоваться надо, дура! Грохнули твоего банкира! Ты лучше скажи, куда деньги делись?
— Не знаю я! Не знаю!
— Ты взяла?
— Когда?!!
— Отстань от бабы. Взяла бы она — ее бы здесь не было. Надо соседей поспрашивать. И охрану на въезде. Слышь, сучка? Если ты вчера либо сегодня отсюда уезжала на своей крутой тачке…
Дюшка вздрогнула: щелкнуло лезвие ножа. Она знала, эти могут порезать так, что никакая пластическая операция не поможет.
— Они и по ночам дежурят, — задумчиво сказал второй. — У шлагбаума. Если уезжала, мы это узнаем.
— А вдруг она их в доме спрятала? Бабки?
— Вроде бы все обыскали. В какой, говоришь, они были сумке? Эй, рыжая?
— Синяя с желтым, — всхлипнула она.
— Нет такой тары. А тара приметная. Коробку-то спалить можно или на куски разрезать. Ничего похожего в доме нет? Огонь вроде не разводили.
— Какой огонь? Жара! Вроде и картона резаного нет.
— Значит, не она. Ладно, пойдем к соседям.
— Сюда скоро менты приедут.
— Успеем.
Менты оказались жалостливей. И в краже денег ее не подозревали. Дюшка ревела искренне и так же искренне хотела помочь. Рассказывала все, что знала, о том, как поссорилась с Олегом, как он привез деньги и она это видела. Видела, как муж нес с кабинет коробку из-под ксерокса и спортивную сумку. Синюю с желтым. А потом он заперся в своей спальне. Ее туда не пускал. Да разве она посмела бы взять эти деньги?
— Да разве бы я посмела? — дрожащим голосом спрашивала она, и на прекрасных зеленых глазах были самые настоящие слезы. Горе, какое горе!
Она выговорила себе один день. Поплакать, прийти в себя. Подумать, как жить дальше. Теперь она останется в этом доме. Ах, да! У него же есть дети! Двое детей. Этот дом ей придется делить с его первой женой. Говорят, она настоящая стерва, у них с Олегом был громкий бракоразводный процесс. Двое детей…
Еще есть банковские счета, здесь и за границей. Недвижимость. И там тоже. Есть яхта. Яхту как делить? Боже, о чем она думает! Евдокия Германовна Морозова — богатая вдова. Молодая, красивая. Она машинально посмотрела в зеркало. Синяки, ссадины. Но как хороша! Даже в горе хороша!
Раздался звонок в дверь. Она вытерла слезы и пошла открывать. На пороге стояли милиционеры.
— Добрый день, Евдокия Германовна. Ну, как? Вам лучше? Пришли в себя?
— Нет.
— Но я же вижу, что вам лучше.
— Говорить могу. Что вы хотели узнать?
— Вы заинтересованы в том, чтобы нашли убийцу вашего мужа?
— Вы еще спрашиваете!
— Тогда, может, в гостиную пройдем? У нас к вам пара вопросов.
— Да, да, разумеется.
Они расположились в гостиной. Их было двое. Сотрудники милиции ерзали в огромных креслах, обтянутых белой кожей, и боялись поцарапать антикварный стол, инкрустированный полудрагоценными камнями, на котором разложили свои бумаги. Напрасно, кстати, боялись.
— Все мои мысли заняты похоронами, — предупредила она. — Пока Олег… Пока его не проводят в последний путь, я…
Она не смогла договорить. По щекам опять потекли слезы. Сотрудники милиции подождали, пока она успокоится. Потом старший по званию, майор, кажется, спросил:
— Евдокия Германовна, вы не слышали, как уходил ваш муж?
— Нет, не слышала.
— А прислуга?
— Я не знаю. Я спала.
— Кто, по-вашему, мог взять деньги?
— Понятия не имею!
— А прислуга? Прислуга могла их взять? Все-таки сумма огромная. Домработница могла соблазниться.
— Прислуга? Могла ли прислуга взять эти деньги? Мне это как-то в голову не пришло… Может быть. Хотя вряд ли. Если они это сделали… — она нервически рассмеялась. — Нет, побоялись бы.
— Мы тоже так думаем. У нас есть показания соседки и охранника на въезде в коттеджный поселок. Скажите, вы давно видели Вениамина Козлова?
— Козлова? Он же исчез три недели назад! Я встречалась с его женой, искренне хотела помочь. Даже дала ей денег.
— А у него был ключ от вашего дома? От входной двери?
— У Козлова? Понятия не имею! Но если бы он вдруг захотел иметь этот ключ… Я думаю, не было бы никаких проблем. Ключи лежат в прихожей, то на полочке перед зеркалом, то на калошнице. Иногда теряются, потом вдруг находятся.
— Прямо так и лежат?
— Но кого нам опасаться? Воров? Здесь такого не бывает.
— Понимаю: элитный поселок. Охрана на въезде, в каждом дворе злые собаки. Скажите: люди, которые к вам вчера пришли, были в списке?
— То есть?
— Ваш муж предупредил охранника?
— Да, конечно. Назвал номер машины. Сказал, чтобы ее пропустили. Он всегда так делал. Что же касается собак… Да, у нас есть дог. О, боже! Я совсем забыла об Алексе! Господи! Он же исчез! Я не видела его со вчерашнего дня!
— Собаку… Как вы сказали? Алекс? Ее нашли в кустах, у ворот. Ее… Или его? В общем, застрелили.
— Боже! — ахнула она.
— Вы были к ней так привязаны?
— Нет, это была собака мужа, но… Да она Козлова любила больше, чем меня! То есть он, Алекс. Веня ведь был его другом столько лет. Олега. Моего мужа. — Она смешалась, а второй сотрудник милиции что-то быстро-быстро стал писать.
— А машина Козлова была в списке «друзей дома»? — тем временем продолжил допрос первый.
— Да, конечно.
— Значит, он мог приехать, открыть входную дверь дубликатом ключа, который сделал… Он знал, что вы долго спите?
— Да, конечно.
— И собака, которая была к нему привязана, не залаяла бы. А вы ничего подозрительного не слышали?
— Вы имеете в виду — шагов на лестнице и в кабинете? Знаете, слышала, но мне и в голову не пришло, что… О, господи! — Она зажала рот ладонью.
— А если бы вы вдруг вышли из спальни?
— Если бы я вдруг…
— Вы в рубашке родились, Евдокия Германовна. Скажите спасибо вашей лени. Машину Козлова видели на въезде в поселок. А соседка видела, как он клал в багажник спортивную сумку. Синюю с желтой полосой.
— Веня украл деньги?!! Не верю!
— Почему так?
— Но зачем ему это? Хотя…
— Что хотя…
— Мне не хотелось бы опускаться до сплетен.
— Это уже не сплетни, Евдокия Германовна, — мягко сказали ей. — Это уголовное дело. Вы можете смело говорить все. Если, конечно, хотите, чтобы убийцу вашего мужа как можно скорее нашли.
