— А мы? Поедем куда-нибудь?
— Я уже отдохнула.
— Ты хочешь сказать, что мы все лето просидим здесь, в Москве?!
— Это не Москва. Дачный поселок. Все так делают: зимой в городе, летом на даче. Здесь тихо, спокойно.
— Ева! У меня в сентябре начинаются занятия! Летом я хочу оторваться!
— Хорошо. Я что-нибудь придумаю. Поедем завтра в ресторан.
— Туда, где можно встретить твоих друзей!
— Друзей? — удивилась она. — Да, конечно.
Скульптуры Маргариты Мун охотно покупали богатые и знаменитые. Но она никогда не считала их своими друзьями. Это были заказчики. Они платили ей деньги, они приняли ее в свой круг. Показать им Сеси? Его будут принимать, но он станет мальчиком для битья. Каждая его промашка моментально будет высмеяна в светской хронике. Никто и никогда не будет его уважать, потому что слава, добытая через постель, — это слава второго сорта. Но он не понимает. Это молодость. Когда любые средства хороши. Юноши и девушки не думают о репутации, о том, что отмыться гораздо труднее, чем запачкаться. Потом они вырастают и начинают мучиться тем, чем раньше гордились. Когда имидж секс-символа уже не налезает, растягиваясь на расплывшихся телах до уродливых размеров, это вызывает только жалость и смех. Неужели Сеси хочет стать посмешищем?
Просто он еще слишком молод, чтобы думать о будущем. Вспомни себя в двадцать лет! Ты тоже жила днем сегодняшним. А ошибок не наделала лишь потому, что рядом был Алик Дере. Человек разумный.
Забыть! К черту Альберта Дере! Они с Сеси едут ужинать в модный ресторан!
Сам ужин прошел без эксцессов. Все уже были в курсе: Маргарита Мун разводится с мужем. Ее любовник был моментально идентифицирован и рассмотрен. Она поймала пару насмешливых улыбок и два-три завистливых женских взгляда. Сеси был особенно хорош в голубой рубашке с отложным воротником и светлых джинсах. Какая-то девчонка из тех, что тусуются в модных заведениях, охотясь на богатых женихов, подошла к нему и с вызовом спросила:
— Можно автограф?
— Мой? — Сеси оторопел.
— Да!
— Пожалуйста!
Маргарита Мун улыбалась. У Алика Дере автограф никогда не брали. Ни разу. Тем более — в ее присутствии… Глупая женщина стала бы ревновать — она же улыбалась. Слава-однодневка. Короткая, а потому такая яркая. Сеси расписался у девчонки в блокноте. Он был счастлив. Маргарита заказала десерт.
— Вот видишь: и я знаменитость! — с восторгом сказал Сеси.
— Не обольщайся, — усмехнулась она. — Для того чтобы закрепиться в их хорошеньких головках, надо чем-то заниматься. Петь, плясать, бить в барабан, мелькать в сериалах. Быть любовником знаменитости мало.
— Но ты мне поможешь?
— Чем? Бить в барабан?
— Ведь ты всех знаешь. Модных режиссеров, продюсеров. Я мог бы мелькать в сериалах.
— Мог бы. Но мы поговорим об этом после.
Устраивать актерскую карьеру Сеси она не собиралась. Это значило потерять его. Маргарита Мун была умной женщиной. Сеси для нее только-только начинался. Он был азбукой, где лишь под конец слоги начинают складываться в слова — а до связного текста еще ой как далеко! Она знала все его мысли, понимала чувства, которые им движут. Она могла удерживать его столько времени, сколько захочет. А сколько может двадцатилетняя девочка, подошедшая за автографом? Они слишком уж похожи, потому будут тянуть одеяло каждый на себя. А она уступит, еще и подоткнет, чтобы ему не дуло. Он выберет негу и ласку, а не ежедневные скандалы на тему того, кто имеет больше прав.
Домой они вернулись около десяти часов вечера. Июньские дни были такие длинные! Солнце не успевало отдохнуть за ночь — едва закатившись за горизонт, оно уже спешило подняться. Казалось, что эти несколько ночных часов оно так и лежит в колыбели из верхушек сосен. Оттого и небо не черное, а пепельное.
Она ясно видела: на крыльце что-то белеет. Почта? Но почтальоны не приходят ночью. Еще в пять часов вечера ничего не было. Сердце тревожно забилось. Сказать, чтобы Сеси посмотрел? А если она ошибается? Нет, надо самой. Сеси загонял в гараж машину. Он теперь постоянно жаловался на отсутствие практики вождения. Она уже поняла, что Сеси мечтает о машине. Не прочь попользоваться пока ее, но рассчитывает на собственную. Последние десять километров машину вел он. Привыкал к коробке-автомату.
Маргарита поднялась на крыльцо. Это не газета и не конверт с письмом. Она нагнулась, подняла то, что лежало у порога. Все тот же листок формата А4. Бумага для принтера. Сложенная вчетверо. Маргарита развернула и прочитала: «Как ты могла? Предательница! Тебе это с рук не сойдет! Готовься!»
Те же огромные печатные буквы. Предупреждение. Готовиться к чему?
— Сеси! — крикнула она.
— Что случилось? — Он, не торопясь, запирал ворота гаража.
— Иди сюда! Немедленно!
Сеси взлетел на крыльцо.
— Вот. Смотри^
Она протянула ему листок.
— Что это?
— Понимаешь… — Взялась рукой за шею, стала ее мять. Дыхание перехватило, голос был хриплым. — Он мне угрожает. Тот, кто убил Лимбо. Я ее восстановила, и он начал мне угрожать. Первую записку я на всякий случай сохранила. И вот опять. Это писал один и тот же человек!
— А в милицию заявила?
— Нет. Я думала, это Дере.
— Твой муж?
— Ну да. Что он хочет пиара. Но теперь… Я даже не знаю, что думать! Мне страшно!
Она прижалась к нему. Подбородок Сеси уперся в ее макушку. Сильные руки крепко ее обняли, он горячо зашептал:
— Не бойся. Я ведь с тобой.
— Да-да… Это хорошо… Хорошо, что ты со мной. И что ты не работаешь, в отличие от Дере. Он не мог все время быть со мной. А ты можешь.
— Как думаешь, кто это? — тихо спросил Сеси.
Она отстранилась. Посмотрела на соседний дом, потом сказала:
— Надо спросить у соседей. Не мог он войти в калитку незамеченным. Дом был закрыт, а калитка нет. Мы ведь уезжали ненадолго. Я не повесила на нее замок.
— Надо запирать.
— В следующий раз — обязательно.
— Карлик мог его видеть.
— Какой карлик? Ах, Карл Янович!
В том, что высокий Сеси называл соседа карликом, не было ничего удивительного. Она надеялась, что со временем запомнит и отчество. Но мысль дельная.
— Я сейчас. Схожу на соседний участок.
— Может, вместе пойдем?
— Нет. Ты лучше осмотри дом. В прошлый раз он проник в мастерскую.
Сеси кивнул и скрылся за дверью. Она же отправилась к соседу. Карла Янович копошился на своем участке, у беседки. Что-то пропалывал и рыхлил. Сгорбившись, он казался крохотным.
