— Он все рассчитал. Все знал. Он бывал в этом мотеле и раньше. И откуда-то узнал, что именно в этот день туда приеду я!
— Это не наше с тобой дело, — быстро сказал Дере. — Ловить убийцу. На то есть милиция. Они должны собирать информацию и на основании нее делать выводы. Кстати, они давно тебя добиваются. Я думаю, что настал момент…
— Хорошо. — Она кивнула. — Я готова дать показания.
— Ты должна сказать то же самое, что сейчас говорила мне. О Кларе. О своих подозрениях. — Тон Альберта Валериановича был наставительным.
— Я хочу домой.
— Что?!
— Сколько мне здесь валяться? Доктор сказал, рана не опасная. И температура спала. Я чувствую себя сносно. А дома и стены помогают.
— Дуся, ты еще слишком слаба.
— Я хочу домой. И круглосуточную охрану.
— Э-э-э… Я думаю, что еще недельку…
— Но не больше. Слышишь? Или… Десять дней. Я проведу здесь ровно десять дней, ни днем больше. Этого достаточно.
— Дуся…
— Найми сиделку.
— Э-э-э…
— Ну, что такое? — нетерпеливо спросила она.
— Есть один скользкий момент.
— А именно?
— Как быть с Сеси? Ведь нас… э-э-э… двое.
— Ну и что?
— Куда ты хочешь вернуться? В московскую квартиру или…
— В загородный дом, разумеется! Не могу же я летом, больная, валяться в московской квартире! Мне воздух нужен. Сосновый бор. Я могла бы потихоньку гулять.
— Тогда оттуда должен уехать Сеси. Он еще там, потому что… э-э-э… Ты не отдавала соответствующих распоряжений. Скажи ему — пусть убирается!
— С какой стати?
— Выходит, я должен жить втроем? — взвился Дере. — Я, ты и этот щенок?! Но я твой муж! По закону!
— А Сеси дал мне кровь, — напомнила она.
— Это потому что группа совпала! Если бы у меня была вторая положительная, я тоже дал бы тебе кровь!
— И после этого я должна выкинуть его из дома? Алик, ему некуда идти. Он съехал с квартиры, которую снимал.
— Это его проблемы!
— Алик!
— Евдокия Ивановна!
— Должно же в тебе быть хоть что-нибудь человеческое?
— Человеческое?! А как ты со мной поступила? По-человечески? А он? Я должен его возлюбить после этого? Ну уж нет! Я его ненавижу!
— Я догадываюсь, почему тебе так мешает присутствие Сеси, — тихо сказала она.
— Почему?
— Ты жалеешь, что я не умерла, да? Я помню наш разговор в тот день, когда меня… Когда в меня стреляли. — В горле словно бы опять застрял комок, она судорожно сглотнула. — Некто не оставил надежды со мной расправиться. То, что я еще жива -случайность. Если это ты, то Сеси тебе мешает…
— Дуся!
— Мешает, — твердо сказала она. — Он будет лежать у дверей моей спальни, и ты ничего не сможешь сделать.
Она ожидала, что сейчас Альберт Дере начнет кричать. Но он еле слышно спросил:
— А если это он?
— Я не поняла…
— Ты не допускаешь другого варианта? Что он хотел тебя убить, а я ему мешаю? Тебе придется выбирать, Евдокия Ивановна. Руководствуясь только своей интуицией. Кому ты больше веришь? Человеку, который прожил с тобой пятнадцать лет, или…
— Вот потому я и хочу, чтобы вы оба были рядом. На моих глазах. Чтобы один другому мешал.
— Вилка! — Дере вдруг рассмеялся.
— Что ты сказал?
— В шахматах это называется вилкой. Жаль, Дуся, что ты не играешь в шахматы. Конь одновременно нападает на две ладьи, и одной приходится жертвовать. Но коню, то есть тебе, угрожают. Позиция сложная. Если не будет коня, то и обеим ладьям ничего не грозит. У меня нет доказательств, что в тебя стрелял Сеси. И я знаю, что не стрелял сам. Но я думаю, что тебе угрожает Клара.
— У меня тоже нет доказательств, — сказала она. -Что ты не стрелял. Я ведь знаю, что тебе моя смерть выгодна как никому.
— Значит, ты мне больше не доверяешь?
— Нет.
— И что же мы будем делать, Дуся?
— Поедем жить втроем. Все равно спать я буду одна. — Она усмехнулась. — Плечо болит.
— А если Сеси не согласится?
— А вот мы проверим…
Нельзя сказать, что Сеси воспринял новость с энтузиазмом. Его наконец допустили в палату к больной. Лечилась она с комфортом, Дере постарался. Или грехи замаливал? Отдельная палата, холодильник, телевизор.
— Как дела? — спросил Сеси.
И присел на стул, рядом с ее белоснежным ложем. Ей показалось, что за эту неделю он поблек и похудел. Уже не выглядел таким хорошеньким, похожим на Купидона, и беспечным. Тетива лука, его тонкая нижняя губа, натянулась до отказа, словно Сеси сейчас заплачет.
Он не бодрился, как Дере, не отводил глаз, и ей стало неловко. Сколько они не виделись? Неделю? А как не было ничего! Попытайся Сеси ее поцеловать — и она бы засмущалась. Но он таких попыток не делал.
— Я знаю, что ты дал мне кровь…
— Пустяки.
— Тебе Клара позвонила?
— Да.
— Ты был дома?
— …Да, — с легкой заминкой сказал Сеси.
— И не удивился?
— Да. То есть раньше я думал, что это несерьезно. Но теперь… Прости.
— Я вижу, ты спокоен. За мою жизнь.
— Скажи… — Он опять замялся. — Ты не видела того, кто стрелял?
— Если бы я его видела, он бы уже сидел в тюрьме!
— Значит, тебе ничто не угрожает. — Сеси усмехнулся.
— Что ты сказал?!
— Да так.
— Ты что-то знаешь?
— Нет.
Вот теперь Сеси отвел глаза. Маргарита уже поняла: его что-то мучает. Но говорить об этом он не может. Кто-то железной рукой держит Сеси в узде. И он упрямо отводит взгляд. Не хочет, чтобы она увидела его страх.
— Сеси, Сеси! — Она покачала головой. — Лучше бы ты рассказал мне все! Неужели это такая страшная тайна? Сеси?
— Тебе надо окрепнуть, — мягко сказал он и поправил сползающее на пол одеяло. — Ева, я соскучился. Мне плохо без тебя.
— Почему ты не съехал?
— Я же сказал: мне плохо без тебя.
— Значит, ты решил остаться?
— Я люблю тебя.
Она почти поверила. Потому что хотелось. Он же, как всегда после этих слов, потянулся к ней. Маргарита не отстранилась. Теперь ей предстояло сказать ему самое важное. Поцелуй длился долго. Когда Сеси выпрямился, она сказала:
