— А что, интересно, делать мне? — проворчал Дере.
— Альберт Валерианович достает деньги, — весело сказала она.
— Интересно, где?
— А кому ты все время звонишь? Алик, прости за нескромный вопрос: ты и спишь с телефоном? Тогда смазливая помощница по хозяйству здесь лишняя.
— Ха-ха! — засмеялся Сеси. — Он платит за секс по телефону!
— А ты бегаешь к соседке напротив, — огрызнулся Дере.
— Неправда, — возразила она. — Сеси никуда не отлучался. Давид?
Тот отрицательно покачал головой, не поворачиваясь от плиты: никуда.
— Вот видишь, Алик: теперь я все о вас знаю. У меня есть глаза и уши.
У Давида и в самом деле был такой вид, будто он все время прислушивается. Хотя уши у него были на удивление маленькие, плотно прижатые к голове. Вообще все, что должно бы выдавать профессионала, было тщательно замаскировано: его физическая сила, реакция, острое зрение и чуткий слух. На вид так он просто увалень! Ишь, гренки переворачивает! С таким видом, будто окончил курсы кулинаров, а не военное училище! Почему-то она была уверена, что Давид — офицер. Он и сам согласился: воин.
— Ты нарочно это сделала! — возмутился Дере. -Приставила к нам соглядатая!
— Я никого не держу.
— Еще гренок? — Давид поставил перед ней тарелку. — Ешьте, Маргарита Ивановна. Вам надо поправляться.
— Между прочим, это моя жена, — заметил Дере. — Я лучше знаю, что ей нужно. Дуся, если ты наберешь лишний вес, то не влезешь ни в одно из своих вечерних платьев.
— Ну и пусть! — весело сказала она. — Зачем они мне?
И потянулась к подрумяненному куску хлеба, который Давид посыпал сахарным песком.
— Как это «зачем»? — возмутился Дере. — В чем ты собираешься выйти в свет?
— Я никуда не собираюсь.
— Ты должна появиться на показе мод. На премьере нового фильма. Хорошо, что сейчас не сезон. Но и летом есть места, куда…
— Например, пляж. Туда — с удовольствием! Но только не в вечернем платье. Давид, где вы научились так замечательно готовить?
— Я холостяк, Маргарита Ивановна.
— Сеси тоже не женат.
— Он еще молодой.
— Хотите сказать, лет через… десять? Да? Через десять лет он что — научится готовить? Сеси, жаль, что мы встретились так рано!
— Лет через десять, Маргарита Ивановна, он уже будет женат.
— А готовить так и не научится. Понятно.
— Каждый должен выполнять свои функции, -наставительно сказал Дере. — Мужчина — работать, женщина — стоять у плиты.
— Прошли те времена, — улыбнулся Давид.
— Ева зарабатывает больше нас с вами, — напомнил Сеси.
— Это я зарабатываю деньги! — закричал Дере. — Я!
— Вот и иди в мастерскую, — спокойно сказала она. — И вообще, Алик. Я тебя последнее время не узнаю. Ты стал каким-то дерганым. Все время кричишь. Не хочешь обратиться к врачу?
— Это тебе нужен доктор! Причем психиатр!
— Тебе не удастся объявить меня недееспособной.
— Не удастся, — подтвердил Давид. — Маргарита Ивановна — женщина рассудительная.
— Это заговор, да? — Дере посмотрел поочередно на жену, ее юного любовника и охранника. — Ну что ж. Спасибо за завтрак, за приятную компанию.
Он поднялся и швырнул на стол скомканную салфетку.
— Между прочим, ваша очередь мыть посуду, -напомнил Сеси. — Я мыл вчера. И позавчера.
— Ты еще будешь указывать, что мне делать, щенок?!
— Алик, Сеси прав. Почему бы тебе не помыть посуду?
— У меня срочное дело! Переговоры! Мне должны позвонить!
— Я тоже могу сослаться на дела. — Сеси помрачнел.
— Да какие у тебя могут быть дела?! — заорал Дере. — Слоняешься по дому, валяешься в гамаке или смотришь телевизор! За другим занятием я тебя ни разу не застал!
— А что толку от ваших телефонных звонков? -не остался в долгу Сеси. — Горничная, которую вы наняли, и та оказалась просто б…
— Дуся! И ты это позволяешь?!
— Сеси, Сеси! — Она покачала головой. — Матом ругаться не следовало. Но в остальном…
Дере вылетел из кухни. Хлопнула дверь.
— Кому еще омлет? — спокойно спросил Давид.
Как же ее все это забавляло! Она чувствовала себя владелицей гарема. Женщина-падишах. Все ж таки в богатстве есть свои прелести. Давид сильный, Сеси красивый, а Дере… Пусть будет! Мужчины нужны всякие. И они живут здесь, терпят ее по собственной своей воле. Она никого не держит. Давиду платит деньги, но понятно, что он хозяйке симпатизирует. Называет ее умной, смелой и рассудительной. Как же приятно!
«Ты впала в детство, Дуня Грошикова», -вздохнула она. Но как же это упоительно! Ничего не делать, жить в окружении трех мужчин -пусть они даже притворяются, что любят ее. А вдруг? Не могут же все они врать! Это было бы нечестно!
Она расслабилась и начала привыкать к безделью. На третий день Дере отвез ее на перевязку, и лечащий врач осмотром остался доволен.
— Что правда то правда. Дома и стены помогают. Ваши дела идут замечательно, Евдокия Ивановна! Свежий воздух, правильное питание, внимание любящего мужчины. — При этих словах он посмотрел на Альберта Валериановича. — Рана затянулась, вид у вас здоровый. Я бы даже сказал, цветущий. И загар вам к лицу. Хотя я не советовал бы вам много времени проводить на солнце.
— Я сижу в саду, в шезлонге.
— Поставьте рядом зонт, сидите в тени. И — отдыхайте!
— По вашей вине моя жена станет лентяйкой, -пробурчал Дере. — Как я потом заставлю ее работать?
— Будешь меня содержать, — улыбнулась она.
Дере бросил на нее злой взгляд, но от комментариев удержался. Неприятный разговор они продолжили в машине. Как только выехали за ворота больницы, его прорвало:
— Ты шути, да не забывайся!
— Это ты о чем? — беспечно спросила она.
— Содержать! А на какие шиши? Ты привыкла жить хорошо. Мне теперь что — расшибиться в лепешку, чтобы тебе угодить?
— По-твоему, Алик, если жена потеряла трудоспособность, ее следует бросить?
— Я этого не сказал, — буркнул Дере.
— Но ты только и ждешь, когда я вновь приступлю к работе! А если я не могу?
— Доктор сказал, через месяц это пройдет.
— Рана заживет. А душа?
— Давай-ка без пафоса. — Дере поморщился.
— Во мне что-то сломалось. Я не хочу работать.
— Это щенок виноват!
— При чем здесь Сеси?
