Глазов сам не понимал, почему ему так не понравилась вся эта история. У него было сыщицкое чутье. Еще по прежней работе он это помнил. Когда сидящий в его кабинете человек начинал врать, у Дмитрия невольно мурашки бежали по коже. Вот и сейчас он почувствовал, как по спине пополз знакомый холодок. А может, это просто мороженое? И в кафе прохладно.
В конце концов, она права: кафе не место для подобных откровений. Тем более что в подвальчик спускались еще двое посетителей. Они первым делом оглянулись по сторонам. Глазов знал этот синдром. Никто не войдет в магазин или кафе, если там никого нет. Пустой зал настораживает. Когда все внимание продавца только на тебя, а ты и покупать-то ничего не собираешься, чувствуешь себя не в своей тарелке. В маленьких городах люди особенно не любят казаться белыми воронами. Каждый человек здесь на виду. Если никто не ест мороженое в кафе, а я ем, значит, на меня будут показывать пальцем. Но теперь в кафе сидели Глазов и Юлия. Поэтому двое молодых людей задержались у стойки, потом купили по мороженому и бутылку газированной воды. Когда они сели за соседний столик, Глазов понял, что откровенный разговор окончен. Осталось только доесть второе мороженое и уйти. Юлия молчала, Дмитрий пошел к стойке и тоже взял бутылку воды и пару одноразовых стаканчиков. Они посидели еще минут пять. Наконец, в кафе появились еще посетители и, увидев, что целых два столика заняты, тоже прошли в зал.
— Ну все, цепная реакция пошла, — улыбнулся Глазов. — Самое неприятное — это быть первым. Мы сделали это заведение популярным. Пойдем на солнышко. Погреемся.
— А дальше? — настороженно спросила она.
— Дальше? Считай, что твои доводы меня убедили. Я доведу это дело до конца. — Ему показалось, что в ее взгляде промелькнула откровенная радость. — Надо еще заехать в магазин, где продаются музыкальные инструменты.
Они поднялись и направились к выходу. Уже в машине Юлия спросила:
— А зачем нам туда надо?
— Хочу узнать, насколько хорошо Аким Шевалье играл на флейте. Пардон, Андрей Никольский. Знаменитый писатель умер семь лет назад.
Магазинчик музыкальных инструментов в городке был один. В отличие от продуктовых. В единственном экземпляре здесь были: кафе, библиотека, музыкальная школа и Дом культуры. И люди, которые там работали, тоже были в единственном экземпляре. Уникальные. Молодежь предпочитала осваивать новые профессии. Уж если торговать, то аудио — и видеокассетами, компакт-дисками и аппаратурой. Если работать, то не в библиотеке, а в интернет-кафе. Поэтому, когда Глазов увидел пожилого человека в отделе, где продавались скрипки, гитары, пианино и, разумеется, флейты, он откровенно обрадовался.
Подошел, посмотрел, как тот настраивает гитару, и понял: фанатик. Есть люди, рожденные играть на гитаре. А есть рожденные настройщиками музыкальных инструментов. По тому, как мужчина прислушивался к звучанию струн, чуть трогая их длинными чуткими пальцами, слух у него был абсолютный. И Глазов обрадовался еще больше.
— Здравствуйте, — жизнерадостно сказал он. Продавец поднял голову. По выражению его лица Глазов понял: голоса не так ласкают слух, как звучание музыкальных инструментов. Но, тем не менее, мужчина вежливо спросил:
— Чем могу помочь, молодой человек?
— У вас часто покупают флейты?
— Флейты? — удивился его собеседник. — Вы играете на флейте?!
— Нет, не играю, — с сожалением сказал Глазов. — Но очень люблю флейту. Есть чудесная музыка: «Заливные луга». Френсис Гойя. Великая вещь! Когда я ее впервые услышал, то понял, что флейта ничуть не хуже рояля.
— Играете на рояле?!
— Нет. На рояле я тоже не играю. Увы! Но людей, которые играют на рояле, гораздо больше, чем тех, кто играет на флейте. Разве не так?
— Ах, молодой человек! Если бы вы знали, что такое флейта! Это же…
Глазов уже понял, что ему повезло. Этот человек застрял между прошлым и будущим. Попсу он не признает. Равно как электрогитары. Зато классику… Терпеливо слушая его лекцию о флейте, Глазов думал: играл или не играл для него Андрей Никольский? О чем они разговаривали?
— А вы слышали хорошее исполнение именно на флейте? — спросил, наконец, он.
— Ну, неплохое, я бы сказал. В нашей музыкальной школе учат в основном игре на фортепиано. На скрипке, на баяне или, скажем, аккордеоне. Флейтистов по пальцам можно пересчитать. И играют они фальшиво. Без души. Преподаватель плохой. Но был здесь один человек. Я сразу понял, что он не здесь учился. В Москве, скорее всего. Уж очень особенная игра. И человек особенный. Лицо обезображено шрамом и ожогами. Но как он играл! Знаете, я сразу понял, что он не профессионал. Он чувствовал музыку, как чувствуют ее редкие люди. Знающие, что такое вдохновение. Для этого нужно иметь особую нервную организацию. Я еще подумал, что этот человек знал славу, был на вершине популярности. Но, как ни вглядывался в его лицо, не мог узнать. Да и как? Лица у него, в сущности, не было. Но душа… Вот почему я запомнил, как он играл.
— Здесь, в магазине?
— Почему в магазине? Ну да, и здесь тоже, когда выбирал флейту. Но тогда я не мог оценить его игры. Потом я видел его в электричках. Я, знаете ли, часто езжу в Москву. На концерты классической музыки очень люблю ходить. В Большой концертный зал, в Консерваторию. Сестра у меня тоже, знаете ли, меломанка. Живет в столице. Вот мы с ней на пару… Да… А он играл в электричках на своей флейте. И слушали его, знаете ли. А потом, его лицо… Ну, вы меня понимаете. Я сам всегда давал ему деньги, хотя у меня скромная зарплата. Но не за то, что он был так обезображен. За музыку. А другие, конечно, жалели. Особенно женщины. Такой высокий, представительный мужчина. Очень интересный, если бы не шрамы. Думаю, что он хорошо зарабатывал.
— И долго он играл в электричках?
— Не знаю. Хотя… Примерно через полгода он исчез. Наверное, набрал денег, чтобы снять квартиру в Москве, или нашел другую работу. Да, постойте… Я ведь видел его в одном из переходов метро. На Арбате? Нет, не вспомню сейчас. Торопился очень. Иду — слышу флейта плачет. Сначала отмахнулся, мол, в Москве кого только не встретишь в переходах! И поют, и пляшут. И на скрипках играют. В метро можно встретить настоящих профессионалов. Как играют! Да… Говорят, многие выезжают за границу и играют на улицах там, в европейских городах. Очень прилично зарабатывают за сезон. Больше тысячи долларов, а это солидные деньги. Уж вы мне поверьте. Но я, кажется, не о том хотел сказать. Я его узнал, своего покупателя. По голосу. Флейты, разумеется, мы с ним не разговаривали. Сидел один, играл, как ему нравилось. Подавали ему. Много. Я заметил. В шляпе лежали бумажные купюры. Крупные. И знаете, я не осуждаю. Жизнь есть жизнь. Все-таки он необыкновенно талантлив. Нет, я не о музыке. Необыкновенный человек. А музыка что? Голос души… Так вы флейту хотели купить?
— Знаете, если я когда-нибудь научусь играть на флейте, я куплю ее именно у вас, — улыбнулся Глазов. — Мне неловко, что отнял у вас столько времени. Хотелось бы чем-нибудь отблагодарить…
