С лицом все было в полном порядке. Но костюм сидел как-то не так. Он понял, что это плохой костюм, дешевый. Уже не с чужого плеча, с размером и ростом все в полном порядке, но все равно одежда не его. Так же как того, кто должен был передать ключи от «Мерседеса», он беспомощно поискал глазами человека, который должен был позаботиться о его хорошем костюме. Ни по ту сторону зеркала, ни по эту человека, которого он хотел увидеть, не было.
Что же такое с ним происходит?! Раздвоение личности?! Была, точно была она раньше, какая-то другая жизнь. Теперь один Иван Мукаев полностью исчез, другой остался. Тот, что курил «Данхилл», ездил на черном «Мерседесе», играл по ночам в рулетку и носил дорогой, хороший костюм. Что это был за человек и откуда у него были на это деньги?
— Ванечка, ты здесь?
Она заглянула в кабинет, улыбнулась ярким ртом, засияли цвета волны морской глаза, аромат духов расправился мигом и с сизым облачком «Данхилла», и со стойким запахом слежавшихся от долгого хранения бумаг. Оттеснил, восторжествовал, приблизился к самому носу:
— Здравствуй, Ванечка!
— Ты?! Откуда?!
— Вообще-то я здесь работаю, — Леся кокетливо повела плечиком, показала ему всю свою стройную, обтянутую трикотажем фигурку, — секретарем.
— Тебя Варивэл зовет, — шутливое прозвище Цыпина Леся произносила слитно и почему-то заменяя «э» на «а».
— Да. Иду.
Тот же холодок, что и при первой встрече с прокурором. Да что ж это такое? Чего он так боится? Цыпин был с ним ласков, сказал, что чуть ли не отца родного заменил десять лет тому назад, пестовал, лелеял. Откуда же этот страх и неприязнь?
Прижавшись к нему в дверях грудью, Леся в самое ухо шепнула горячо:
— Когда?
— Что? — Он думал только о Цыпине.
— Брось. Когда придешь?
— После.
— Да? — Она отстранилась, но схватила его за руку, не давая открыть дверь: — А говорят, вы с Зоей под ручку по городу ходите, словно два голубка? Так?
— Когда ходим?
— Да все уж знают, — прошипела Леся. Скользко, гадко, словно змея. Шелковая, красивая, юркая змейка. Обтянутая, словно змеиной кожей, блестящим черным трикотажем. — Да что ж ты, Ванечка, так вдруг переменился?
Он вспомнил о «Мерседесе», о «Данхилле». Если он и вел другую, красивую жизнь, то, должно быть, с ней, с Лесей. А с кем еще? Красивая женщина и, без сомнения, дорогая. Наверное, он тратил на нее очень много денег. Леся должна все знать.
— Я зайду, — выдавил он. — Обязательно зайду. Сегодня.
— Умница. Прелесть. Люблю тебя, -сказала Леся поспешно и сама открыла дверь, пропела: — Иван Александрович, я вас провожу.
Свистунов посмотрел на нее и друга долгим соединяющим взглядом. Не надо было даже работать следователем, чтобы определить в нем жгучую зависть и ревность. Но ведь женат капитан Свистунов на другой женщине. Если так нравится Леся, мог бы жениться на ней. Кто ж мешал?
— Тебя здесь подождать, Иван Александрович? — спросил друг детства.
Он вдруг сообразил, что следует закрыть кабинет.
— Да, конечно. Мы не договорили.
Достал ключ, увидел усмешку Свистунова:
— Память возвращается, да? Что ж, в этом есть и положительные моменты, и отрицательные. Ладно, поглядим, каких окажется больше…
…Цыпин встретил, словно родного сына, вернувшегося из дальних странствий: крепкими родительскими объятиями.
— Рад, Ваня. Честное слово: рад. Ну, что скажешь?
— Я с самого утра смотрю дело. С Русланом Свистуновым.
— Вот оно как! Это хорошо, это правильно. А то у вас наметились какие-то нелады последнее время.
— Он стал меня в чем-то подозревать?
— Скорее ты его. Ты к сердцу-то, к сердцу, Ваня, близко не бери. Не стоит. И это пройдет. Царь Соломон говорил, а он был мудрец великий. Я как посмотрю сейчас на тебя, так сразу и подумаю: понял. Слава тебе, Господи наш всемогущий, понял. К чему горячился?
— Не помню.
— Вот и славно, вот и хорошо. Все у нас хорошо.
— Вэри Вэл, — не удержался он.
Цыпин гулко рассмеялся, пальцем погрозил:
— Ох, Ваня! Люблю я тебя. Хоть и язва ты, но — люблю. Так что с делом о серийных убийствах? — сразу стал серьезным прокурор.
— Я так думаю, что надо начать все сначала, Владлен Илларионович. Я вспомнил два названия: Горетовку и Ржаксы.
— Уже хорошо.
— Думаю, что со временем в памяти всплывет и все остальное. Мне надо только съездить в те места.
— Вот-вот. Съездить, поставить следственный эксперимент. С подозреваемым.
— С каким подозреваемым?
— Как же, Ваня? Сидит у нас один под следствием, тебя дожидается. Взяли как раз в этих самых Ржаксах.
— Да. Что-то помню. Кто-то кого-то выслеживал.
— Ты, Иван Александрович. Мужика-то этого ты в наручниках в прокуратуру привел, не Свистунов.
— Зачем я тогда поехал накануне исчезновения в Горетовку?
Цыпин тяжело вздохнул:
— Должно быть, за доказательствами. Кто ж тебя знает… И еще, Ваня. Неудобно как-то об этом, но… Где пистолет?
— Какой пистолет?
— За тобой числится пистолет. Табельный, «Макаров». Уж очень любил ты, Ваня, это дело. Оружие, говорю, любил. Ты мужика ведь под дулом сюда, в прокуратуру, привел.
— Может, он здесь, в ящике стола? Или в сейфе?
— Нет, Ваня. Ты, должно быть, его с собой взял. — Цыпин снова тяжело вздохнул. — Ну, это ладно. В розыск объявим. Это все понятно: ударили по голове, забрали оружие, опоили. Ты опиши все, как было. Ладушки?
— Да.
— Вот и хорошо. О пистолетике, значит, себе так и пометим. Ну, а насчет заводика подпольного?
— Вспомню. Мне надо в Нахаловку сходить.
— Только одного я тебя туда не пущу, — жестко сказал Цыпин. — Хватит самодеятельности. Пусть все теперь будет по закону. Кому положено, тот и ноги в руки. А ты за спинами за широкими затаись. Мозги, Ваня, надо беречь.
— Хорошо. Я со Свистуновым пойду.
Цыпин обрадовался еще больше:
— Ну, вот и славно. Вот теперь у нас все будет хорошо.
— Да, конечно. Я пойду, Владлен Илларионович?
— В гости-то зайдешь вечером как-нибудь?
— А это удобно?
— Ну-ну. Закурю, пожалуй. — Цыпин полез в стол, долго копался там, — видимо, отыскивал засунутые от греха подальше в самую глубь ящика сигареты. Когда Владлен Илларионович распрямился, прокурорский взгляд был усталым и немного обиженным.
