— А я?
— Что ты?
— За меня ты не хотела выйти замуж?
— За тебя?! Замуж?! Да мы близко знакомы месяца два, не больше! А сколько лет ты уже женат?
— Как это? — Он снова почувствовал, что голос внезапно охрип. Как это два месяца?! А рулетка, а большие деньги, а черный «Мерседес»? — Как это два месяца?!
— Иван, что с тобой?
— Разве я не на показе мод с тобой познакомился? Разве не там?
— Какой показ мод? Ты же следователь! И когда последний раз из города выезжал? Я же работала моделью в Москве! Понял? В Москве!
— Да-да. В Москве…
— Ты же появился здесь, в Нахаловке, где-то в конце апреля. Еще школьницей я знала: это следователь Мукаев, самый красивый мужчина в городе. Мне было семнадцать, когда я первый раз в купальнике ходила по сцене, а ты сидел в третьем ряду. Потом увидела тебя возле своего дома. Через шесть лет. Ты расспрашивал о том, из какого дома по ночам очень часто выезжают крытые машины. В основном расспрашивал Славика. Потом зашел еще раз. Ты ко всем заходил. А ночью вдруг влез в мое окно. Просто открыл его, влез, подошел, взял то, что тебе хотелось. А если бы вошел муж?
— Он все-таки вошел?
— Нет. Но не только ты по ночам не спишь.
Лора распахнула халатик. Под ним она была какая-то бесполая. Грудь крошечная, такая, что не нужно никакого бюстгальтера, соски тоже крохотные, светлые, нежно-розовые. Два маленьких, чахлых бутончика, которым никогда не суждено налиться соками и распуститься. Над ключицами глубокие впадины, словно две ямы на этом худом, бледном теле. Под одной из ключиц след от ожога. Небольшой, темный, размером с горошину и похожий на крупную родинку. Но он понял, что это был ожог.
— Славик?
— Сигаретой. Садист, но примитивный. Фантазии не хватает, — усмехнулась Лора. — То пробками от бутылок кидается, то по носу щелкнет. Какой-то детский садизм, честное слово. Жалеет, наверное, что у меня, как у кошки, нет хвоста. С каким бы наслаждением он навесил бы туда консервных банок! Мне даже жалко его иногда.
— Жалко?!
— А что ты хотел? — У Лоры была такая привычка: спрашивать у мужчин, как бы они хотели поступить с ней, с ее жизнью. — Ему, конечно, сказали, что ночью какой-то мужчина вылезал из моего окна. А кто у нас в Р-ске способен на такие подвиги?
— Что, только я один? — невольно усмехнулся он.
— Да ты вообще один такой. — Лора подошла совсем близко. На протяжении всего этого разговора они оба кружили по комнате, словно боксеры на ринге. Мужчина и женщина. Женщина упорно искала сближения, а мужчина все время уходил и уходил, стараясь держать дистанцию.
Теперь он понял, что зажат в угол. Она стояла совсем близко, глаза распахнуты, лицо бледное, в свете бра кажется совсем обескровленным. А брови и ресницы черные. Какая странная, непонятная красота! И духи ее были холодными. Искусственный запах, который никак не будоражил его воображение. И даже распахнутый халатик не действовал. Нет, это совершенно не та женщина. Не та.
— Ну?
— Чего тебе? — Он оглянулся: сзади была кровать.
— Он вернется только завтра. — Лора протянула руки, обняла. — А мне ведь было хорошо тогда. Ты горячий. Страстный. Согрей меня еще раз! А?
Он вдруг испугался, что укусит. Вопьется острыми зубами в шею, начнет взахлеб глотать кровь. Его кровь. Что ему надо было от этой женщины?
— Оставь.
— Что такое?
— Я не могу. Не хочу.
— Ты не можешь?! Не хочешь?! Ты?!
— Тише!
— Иван…
— Да отстань ты!
— Зачем же ты пришел?!
Он отступил к окну. Рассказывают про него какие-то легенды. Где тот человек? Куда делся?
— Ах, да… Я понимаю…
Лора тоже отступила. Глянула холодно:
— Понимаю. Вот, значит, они какие, твои методы.
— О чем ты?
— Тебе надо было вытянуть у меня, где находится тот дом. Или правду о Славике. О его бизнесе. Посадить его захотел. Вот, значит, как.
— А ты знаешь — где? Здесь? Да? Здесь?
— Убирайся!
Он подскочил, захватил обе ее руки, сжал крепко. Изнутри поднимался к горлу пузырь:
— Здесь? Говори, Лора! Здесь?
— Нет! Не здесь! Пусти!
— Где? Говори! Где?
— Да чем ты лучше Славика? Сволочь! Все вы сволочи!
Он ослабил захват, Лора тут же вырвалась, отскочила:
— Ая-то думала… Дура! Я-то думала… Боже, как же я рисковала! А ты только этого хотел… Только этого.
— Да скажешь ты, наконец!
— Да! Скажу! Только чтобы никогда больше тебя не видеть скажу! И — убирайся! Понял? Последний дом в конце этой улицы. Тот, что на правой стороне. Рядом начинается бетонка. Выезд на автотрассу.
— Ты точно это знаешь?
— Да.
— Откуда?
— От Славика.
— Он тоже в доле?
— Нет. Но хочет. Это все помимо городских. Помимо «крыши». Они и разволновались. Это же такой куш! А нюх у них острее, чем у милиции. Только вот все гадали: не под покровительством ли какой-нибудь крупной столичной группировки идет процесс? Кто-то же за всем этим делом стоит. Так что поспеши, следователь Иван Александрович Мукаев, если премию хочешь получить. И благодарность начальства. Интересные у тебя все-таки методы: как наркомана на иглу сажаешь на свою любовь.
— Дура. Теперь точно: дура. Какая же это любовь? Ну как ты живешь? Придушит он тебя когда-нибудь, и все.
— Теперь уж точно придушит, — усмехнулась бескровными губами Лора.
— Он не узнает, Славик твой. Кстати, ты точно уверена, что это не он меня? По голове?
— Во всяком случае, ушел ты отсюда последний раз на своих ногах. И хоть Славик и орет насчет добавки, но досталось-то больше ему, а не тебе. Потому и сигарету об меня потушил.
— Досталось? Ему?
— Он получил такой удар, что кулем свалился прямо в крапиву.
— Кросс левой, что ли?
— Не знаю, как это у вас называется. Но смотрелось эффектно. Я даже чуть не сказала «Браво!» и едва удержалась от аплодисментов. Но тогда так легко мне бы отделаться не удалось: одним ожогом. Крутой ты мужик, Иван Мукаев.
— Я?!
— Да ладно скромничать! Бедный Славик лишился переднего зуба. Если бы ты, Иван, так не был в себе уверен, то по чужим окнам никогда бы не полез. Тебя можно было свалить только внезапным ударом, исподтишка. Или если нанять нескольких здоровых мужиков.
— А твой Славик что, не мог этого сделать?
