— Он уехал на следующий день в командировку. В Москву. Заодно и зуб себе вставил. В пожарном порядке, чтобы никто, не дай бог, не узнал. А поскольку ты больше у меня не появился, я думаю, что ты исчез именно на следующий день. Слухи-то по городу ходили. Но это навряд ли Славик. Без зуба? Нет, ему сначала надо было марафет навести. Ну?
— Что ну?
— Так и уйдешь?
Он тяжело вздохнул. Да что же я был раньше за человек? Пошел к Лоре, подрался из-за нее со Славиком, потом пошел ночевать к Лесе. Интересно, а по дороге ни к кому не заходил, ни в чьи окна не лазил?
— Знаешь, я как-нибудь потом, — пробормотал он.
— Да ты ли это, Иван?
— Не знаю. Честное слово: не знаю.
— Боже мой! Да что ж с тобой случилось-то такое?!
— В любом случае: спасибо тебе. Последний дом справа в конце этой улицы, я запомнил.
Он отдернул плотную штору, открыл окно, выглянул. Никого. Улица пустынна, а луна светит ярко, словно люстра. Висит высоко над землей и светит. Делать ей больше нечего, луне.
— Не боишься? — обернулся он к Лоре.
— Нет. Только сожалею.
— О чем?
— Так хоть было, за что муки принимать, — тонко улыбнулась она, — а теперь… Странный ты стал. Очень странный. Культурный. Порядочный. Даже «Данхилл» куришь, двигаешься как-то… интересно. Плавно.
— Это странно?
— Твоя прежняя непорядочность и какая-то нервная горячность притягивала и возбуждала больше. Куда ушла твоя сила, Иван?
— Не знаю. Но я найду.
Он свесил ноги с подоконника, посмотрел вниз: всего-то второй этаж, не высоко. Руки сильные, тело тренированное. Эта сила к нему вернулась. Потому спрыгнул ловко, уже там, внизу, махнул Лоре рукой:
— Пока!
Она закрыла окно и стала задергивать плотные шторы. А вдруг она все врет? Про то, что раньше не встречались, не были вместе на показах мод. Врет из-за Славика, пользуясь тем, что он, Иван Мукаев, ничего не помнит. Но манекенщиц-то он помнит, черт возьми! И всю эту суету, и запах лака для волос, и свое постоянное раздражение. Как он мог ко всему этому приобщиться, если не через Лору? И «Данхилл». Он чувствовал, что курением раньше особо не увлекался. Если вдруг накатывало раздражение, частенько брал сигарету из пачки своей девушки. Вот она как раз курила постоянно. И девушка эта была очень и очень дорогой.
Начать он решил с завтрашнего дня, дня десятого. Они обложат особняк со всех сторон и прикроют наконец эту лавочку. И он, следователь Иван Мукаев, кого-нибудь завтра непременно убьет.
Потому что злость, скопившаяся в нем, требует крови. Она была такая, его сила. Замешенная на крови. Кто ж тот человек, который сотворил с ним все это? Кто?!
ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ
Утро
Он встал четко, в семь ноль-ноль. Пружина раскручивалась, стрелка часов была все ближе и ближе к заветной цифре. Стараясь как-то снять внутреннее напряжение, чтобы до назначенного часа не выдать себя, он очень долго упражнялся с гирей и гантелями, потом бежал, бежал, бежал… В парке очнулся, почувствовал, что все, хватит. Вернулся не спеша. Зоя посматривала настороженно: вчера он пришел домой поздно ночью и духами все-таки попахивало. Не сильно, но попахивало — Лора побывала в опасной близости.
Объясняться с Зоей он не захотел ни ночью, ни сейчас. Не до этого. Всего через час-полтора на ноги будет поднята вся городская милиция. Как только Вэри Вэл узнает, что он, следователь Иван Мукаев, особняк, где делали «паленую» водку, все-таки нашел…
— Иди ты! — Цыпин вставал из-за стола, словно медведь, осваивавший на зиму уютную берлогу и вдруг услышавший звонкий лай охотничьих собак. — Иди ты! Ну, Иван Мукаев! Ну, молодец!
И за телефон:
— А ну-ка, быстренько ко мне…
Он оказался прав: всю городскую милицию подняли по тревоге. Как будто на маленькую, местного масштаба войну. Дело было крупным: «паленую» водку и другие спиртосодержащие напитки сомнительного производства изымали из магазинов и продуктовых палаток по всей области. Руслан Свистунов был чрезвычайно возбужден:
— Что, Ваня, память вернулась? Молодец! А ну-ка, парни, так твою этак! Э-эх!
«Парни» в камуфляже, возбужденные, деловито поправляющие амуницию, предвкушали настоящее дело, драку и стрельбу, а он боялся только одного: как бы не спугнуть. И еще: а вдруг Лора обманула? Хорош же он тогда будет! Ох и хорош! Такую суету поднял по бабьей наводке. А на женщин полагаться нельзя, нет, нельзя.
Особняк обложили со всех сторон, главное, перекрыли выезд на шоссе. Как только он, следователь Мукаев, оказался у ворот, сразу понял: Лора не обманула. Да, он вспомнил наконец. Вспомнил этот огромный дом, весь первый этаж которого занимал гараж. Потому что двери там только одни, такие, чтобы могла въехать и выехать машина, а окон нет. Окна вверху, на втором и третьем этажах, но за ними как-то странно тихо. Мертво, пусто. Занавески однотонные, почти везде плотно задернутые. И цветник возле дома какой-то не такой, его видно с шоссе через металлическую сетку с крупными ячейками. Растения насажаны наспех, небрежно. Порядка и ухоженности нет, грядок с зеленью и овощами тоже не видно. Почему этот дом раньше не показался подозрительным? Огромный ведь домина! И без всяких архитектурных излишеств. И ни балкончика тебе резного, ни беседочки. Конечно, всю суету, происходящую сейчас возле особняка, люди, там находящиеся, не заметить не могли. Но — пока тихо.
— Я пойду, — сказал Свистунову.
— Брось, Ваня, не дури! Сам пойду.
— Нет, я. Информацию мне дали. А вдруг липа?
— Кто дал информацию?!
— Никто. Сам вспомнил. Пусти.
— Я с тобой. — Руслан махнул рукой: мол, прикройте, если что.
А он действительно вспомнил. Все, до последней выщербленной плитки на дорожке, что вела к дому. Вспомнил маленький прудик, так, не прудик, яму, полностью затянутую ряской возле этого дома. Вспомнил две ивы над ней, высокий, глухой, кирпичный забор по переду, тяжелые чугунные ворота. Вспомнил тот момент, когда постучался в калитку и ему открыли. И даже свою первую фразу, сказанную там, на той стороне, вспомнил:
— Ну, мужики, где у вас тут спирт с водой по бутылкам разливают?
Он сказал ее бодро, шутливо, а потом хотел сказать что-то еще, очень важное, но не успел. Тот, кто стоял за спиной, ударил его по голове. Бутылкой? А с чего он взял, что бутылкой? Это было потом, в подвале дома. Или на первом этаже, в прохладном помещении без окон. Были бесконечные ряды пустых бутылок, головокружение и полный провал.
— Да, это здесь. Точно: здесь.
— Уверен?
— Да. На все сто процентов.
— Тогда, может, ребят вперед пустим? ОМОН?
