— Я в приметы не верю, — говорит Леся, упрямо тряхнув каштановыми кудрями. — К добру ли, не к добру я ее встретила, время покажет. Она так странно на меня посмотрела…
Звонит телефон. Леся хватает трубку:
— Да! — И матери: — Это Свистунов. Привет, Русланчик! Конечно, смотрела! До сих пор в себя прийти не могу! А может, он жив? Ну ищите. Нормальная работа. Нет, спасибо. Как мне? Да лучше всех! А как твоя жена? В роддом отвезли? Раньше срока? Да что ты говоришь! Ну, держись. Скоро станешь папой. Когда я мамой стану? Ха-ха! Хорошо, заходи как-нибудь. А что жена скажет? Ну, когда выпишут. Не ревнивая? Ха-ха!
Ее мать внимательно прислушивается к разговору и качает головой. «Ох, не к добру это! Не к добру. А жара-то какая в это лето! А грозы? Не к добру…»
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Утро
Мать ушла. Каждый день одно и то же: зачем уволилась, когда замуж выйдешь, когда внуки будут? Да будут, мама, успокойся. Сначала надо о себе подумать. Не дает покоя случай в супермаркете.
Решение уволиться из прокуратуры Леся приняла внезапно. А ведь как все было хорошо! В день своего исчезновения Иван, уходя от нее рано утром, пообещал, что разведется с Зоей. Цыпин, мол, скоро на пенсию уходит, а то и сядет.
— Как сядет?! — ахнула она.
— Да так. Неизвестно, у кого теперь компромата больше, у него на меня или у меня на него. Разведусь. Съеду от Зои. Сам стану прокурором. Вот где они все у меня! — Иван сжал кулак и показал его Лесе. — Поняла? Держи пока рот на замке. А я в Горетовку.
— Зачем тебе в Горетовку?
— Дело у меня там. Вернусь — богатой будешь, — как-то невесело пошутил следователь Мукаев.
Вернулся. Она смотрела и не узнавала. Как не было ничего! Будто и не Мукаев! Не говорит, а бредит! Да еще Ольгой называет! Заманила к себе, стол накрыла. А он такое выдал! Тебе, говорит, нужен не я, а мои деньги! Да откуда у него деньги?! Сколько себя помнила, Ванька Мукаев был бессребреником, хотя и зарплату хорошую получал. Но деньги у него в карманах не держались. Да и какие это деньги? Ведь он говорит про рестораны, казино, черный «Мерседес»…
— Руслан, что с ним? — спросила, когда Мукаев, пробормотав: «Мне надо в одно место», сбежал, как заяц, оставив их со Свистуновым вдвоем.
— Если б я знал! — развел тот руками. — Не видишь, человек болен.
— Я все понимаю. Избили, опоили. Память потерял. Но не может же человек так сильно измениться! Он же меня явно с кем-то путает! Ольгой называет!
— Как-как? — с интересом спросил Руслан. — Ольгой? — Да.
— Странно. Я всех его женщин знаю. Но Ольги среди них… — Он осекся и начал оправдываться: — Я имел в виду свидетельниц. Которые проходили по различным уголовным делам.
— Да ладно врать-то! Свидетельниц! Что Ванька Мукаев бабник, все в Р-ске знают!
— Зачем же ты с ним связалась? — отвел глаза Руслан.
— Он мне божился, что изменится. Жениться обещал. Десять лет ждала.
— Когда обещал жениться? — насторожился Свистунов.
— Да в тот день, когда в Горетовку поехал. Я ж говорю, что человека как подменили. Я все могу понять. Ну, пить бросил. Болезнь, понятно. На людей перестал бросаться с кулаками. Вежливый стал, не матерится. Но чтобы он вернулся к Зое?! Которую иначе как «дурой набитой» и «дрянью» не называл? А то и покрепче приложит. Он же ее ненавидел за то, что на себе женила! А теперь после работы несется домой! «Ах, что Зоя скажет?» Под ручку до парка гуляют. Сама видела. Дожила! Следить за ним стала! Думаю, может, у него кто есть? Баба какая? Про Нахаловку-то я слышала, как Ванька в окно лазал. Думала, там кто. Оказалось — жена! А ко мне — ни ногой. Как отвадили. Я уж к гадалке собралась. Может, Зоя постаралась? Говорят, в Нахаловке бабка есть…
— Какая бабка?
— Ведьма. Присушивает, говорят. Точно: у нее Зоя была. Приворожила. Дрянь! — чуть не плакала она.
— Леся, перестань нести чушь. Ты же образованная женщина, в прокуратуре работаешь.
— И что? Помогло мне это? Нет, ты скажи: помогло?
Они стояли у подъезда, под ее окнами. Руслан переминался с ноги на ногу, нервно курил. Потом спросил-таки:
— Может, на чашечку кофе пригласишь?
— Иди к черту! Если я тебе на Мукаева жалуюсь, это не значит, что готова повеситься на шею первому встречному!
— Ну вот и выяснили, кто я тебе, — невесело усмехнулся Руслан. — Ладно, бывай. Удачи тебе, Олеся Владимировна.
А потом Мукаев заявился с букетом роз и нес такую чушь, что ей стало тошно. «Я обращался с тобой несколько неправильно…» Сначала подумала: пьян. Язык заплетается. Это на него похоже. Но пьяный он другой. Веселый или буйный. Это смотря сколько выпьет. Сейчас — трезвый. Но говорит такую чушь! Сил нет! А под конец:
— Нам надо расстаться.
Ей показалось, что ослышалась. Расстаться?!! Отхлестав его по щекам, прорыдала всю ночь. А наутро жаловалась подружке:
— Не могу больше. А вдруг память к нему не вернется? А скорее всего, что и не вернется. Да и не нужен он мне такой. Не обнимет, не поцелует. Чужой, холодный, глаза пустые. В общем, не нужен. Работу хочу поменять. Лишь бы его больше не видеть. Ведь ты подумай: каждый день на работе встречаемся! Чего я только ни делала! То мимо прохожу, не здороваясь, а то и за руку хватаю, с поцелуями лезу, а ему все равно! Нет, ты подумай, Валька! Ему все равно!
— Поехали со мной в Москву.
— В Москву-у…
Они стояли у дверей магазина, Леся понимала, что опаздывает на работу, но идти туда не хотелось. Она представляла себе, что будет. Придет Мукаев с расцарапанными щеками, потом явится Русланчик и начнет язвить, а по прокуратуре пойдет гулять сплетня. Новость дня! К вечеру весь Р-ск будет гудеть! Как же! Следователь Мукаев любовницу бросил! За что был расцарапан ею до крови!
— Я в супермаркет устроилась. Товары на полках раскладывать. Называется «Менеджер торгового зала». А ты на кассу сядешь. Смену работаешь, потом две отдыхаешь, — затараторила подружка. — Зарплата побольше, чем в прокуратуре. Ты ж не начальник, секретаршей работаешь. Деньги только начальники лопатой гребут. А в московском супермаркете хорошо. Премии, надбавки, да к рукам авось что прилипнет. Продукты опять же. Я на фасовке — поделюсь. В общем, варианты есть. Освоишься.
— А дорога? Это ж так дорого!
— Червонец сунешь контролерам в электричке. Они наших знают, не трогают. Мы группой собираемся и едем. А на Тушинской айда через дырку в заборе. Нас не трогают.
— Надо подумать.
— Да чего тут думать! Брось ты их, Леська! Тебе ж уже тридцать! А все в секретаршах! Теперь и мужик бросил! Бросай и ты их! Пора начинать жизнь сначала!
Начала. В первый день вроде понравилось. Она так и записала себе: «День первый». Приехала устраиваться на работу. Оформить медкнижку оказалось не проблемой. В Р-ске все друг друга знали, если анализов не хватало, ставили синие штампики заочно. «Не найдено». «Не обнаружено». «Не состоит». Туда коньяк, сюда шоколадка, и сделано дело. Работай, Олеся Владимировна! Зеленый свет тебе!
