— Пробка, — тихо говорит истопник. — Пробка золотой.
— Там разбился флакон?
— Не понимай, — качает головой Алик.
— Твою мать! Пузырек, говорю, разбился! — рявкает он. — А ты осколки стекла поднял и в карман засунул! И пробку!
— Я думать, он золотой. Женщина богатый, красивый. Я думать, золотой, — бормочет истопник. — Женщина такой красивый, машина большой. Я думать…
— Вот чурка! — злится он. — Нет, ты подумай? Начитаются сплетен в бульварных газетенках. Наслушаются. Потом друг другу передают. У богачей, мол, унитазы золотые, на золоте едят-пьют, из золотых кранов льется алмазная вода. Увидел желтяшку — и цап! Я думать, золото, — передразнил он. — Тьфу! Дикари! Дети вольных степей! Где она, пробка?
— Спрятать.
— Спрятать! Выкинь ее, слышишь? Дерьмо это. А стекляшки ты куда выкинуть?
— В лес. В окно выкинуть.
— Ладно, проехали. А флакон ты, значит, у нее углядел. Молодец! Все, иди.
— Как все? — удивляется Серега.
— Я ж тебе сказал: делов на пять минут.
— Это что, я из-за пробки старался?
— Пробка, Серый, вещь наиважнецкая. Ей что хошь заткнуть можно. Какую хошь дыру. Хоть в сортире, хоть в уголовном деле.
Ничего, проглотил. А «Стикс», считай, у него в кармане. Надо только женщину из больницы увезти. Первым увезти.
— Да, и еще одно, — вспоминает он. — Я делал запрос по частному охранному предприятию «Витязь». Кто владелец? Ответ на запрос пришел?
— А как же!
— Ну, так давай его сюда. Поскольку я делал запрос, то это мое. Имею право ознакомиться.
Ошарашенный Серега безропотно протягивает ему листок, «…является Ахатов Павел Эмильевич», — читает он.
Вот кому нужна эта дрянь! Будем знать. Он сует листок в карман и уходит, оставив старлея наедине с истопником. Теперь — в больницу.
В это же время…
— Как вы сказали? Совпадают? Что ж… Спасибо, я заеду за официальным заключением. А вы уверены? Сто процентов? Дополнительной проверки на сверхточной аппаратуре не требуется? Если надо переправить образцы за границу… Что ж… Без вариантов, значит. Спасибо.
Он дает отбой. Итак, генетическая экспертиза показала, что образец, взятый у Инны Александровны Мука-евой, совпадает с образцами, взятыми у обгоревшего трупа. Что ж… Это ее сын. Но их ведь было двое! И оба совпадают! Так кто найден на пожарище: следователь Мукаев или Иван Саранский? Капитан Свистунов сказал, что его друга похитили. Кто похитил? Это мог сделать только Саранский. Если он решил скрыться, лучшей подмены не найти. Подложить на пожарище труп брата-близнеца. Ловко! Талантливый человек талантлив во всем. Какую комбинацию провернул! Ловко!
Он идет к Ладошкину, весело интересуется:
— Ну-с, Алексей Петрович? А что у вас?
— Вот. — Тот протягивает пачку бумаги. Буквы мелкие, интервалы между строчек небольшие. Текст, как говорят, «слепой». Сверху лежит отдельный листок. — Это справка, — поспешно говорит Ладошкин. — Мои выводы.
— Хорошо, я это почитаю. Спасибо вам. За проделанную работу.
Материалов много, а ему надо ознакомиться со всеми. И как можно быстрее. Потому что в шесть раздается звонок.
— Я вас слушаю, Павел Эмильевич.
— Ну как, Петя?
— Изучаю материалы.
— Где «Стикс»?
— Я вам скажу об этом… завтра.
— Завтра ко мне с докладом. Приедешь в офис, хватит по дорогим ресторанам ходить. Хорошего понемножку. Я так понимаю, что дело идет к развязке?
— Да.
— Значит, завтра. С утра, — жестко говорит Ахатов.
— Хорошо.
— Ты знаешь, я на работу рано прихожу. Так что не затягивай.
Отбой. Всю ночь ему читать. И слушать диктофонные записи. Он собирался ехать в Р-ск за женщиной. Завтра. Это будет завтра. Сначала надо понять, что случилось в сауне.
Можно, конечно, ограничиться справкой Ладошкина, его выводами, но лучше ознакомиться со всеми материалами. Завтра у него наконец будет «Стикс».
Вечер, седьмой час
Машина стоит у больничной ограды. Он в саду, прохаживается взад-вперед, нервно курит. Придет не придет? Ну не увозить же ее силой! А без нее никак. Наконец он видит высокую худощавую женщину со светлыми волосами на песчаной дорожке, по обеим сторонам которой насажен густой кустарник. Она идет и озирается по сторонам.
— Эй! Я тут! — Он машет женщине рукой.
Она не спеша подходит.
— Машина у ворот. Ну поехали?
— А что скажет врач? — мнется она.
— Что скажет? А тебя это волнует? Ну, скажет что-нибудь. Пациентка, мол, сбежала. Вечерний обход уже был? Был. Ну, нет тебя на ужине. И в палате после ужина нет. Самоволка! — весело говорит он. — Если хватятся, то завтра. Мы успеем.
— Что успеем?
— В Москву прокатиться успеем, вот что. Хочешь в Москву?
— Нет! Не хочу!
Он берет женщину за руку.
— Поехали, милая, домой. Надоело тебе в больнице?
— Да, — соглашается она. — Здесь плохо. Меня все время дергают, то на процедуры, то на допрос. Надоело. Ни минуты покоя.
— Ну, вот и отдохнешь. Пошли.
Они выходят за ворота. Их никто не останавливает. Сторож, сидящий в будке у шлагбаума, зевает и отхлебывает пиво из горлышка зажатой в руке бутылки. Дело обычное, здесь не тюрьма — больница. В состоянии передвигаться, так гуляй, воздухом дыши. Лето на дворе.
Он открывает переднюю дверцу, и женщина неохотно садится в машину. Он торопится уехать, от греха подальше. Кто знает, когда сюда прибудут «витязи»? Может, завтра, а может, уже сегодня. По городу едут медленно, он не хочет, чтобы останавливали и задавали вопросы. Они едут к Лесе домой.
— Узнаешь? — спрашивает он, когда машина останавливается у подъезда.
Она молчит. Теперь надо шмыгнуть в подъезд и молить Бога о том, чтобы на даче у Алевтины Пуговкиной поспела малина и созрел невиданный урожай огурцов. Что она там, при малине, а не при дверном глазке, как обычно. Есть же у нее дача, черт возьми! У всех есть.
В подъезде тихо и темно, как в норе, пахнет кошками. Одна, рыжая, лежит тут же, на подоконнике, в теньке. Внимания на них не обращает, тянется, выгибает спину и вновь пристраивается у окна. Они поднимаются на второй этаж. Женщина застывает у двери, морщит лоб, словно пытаясь что-то вспомнить. Он достает из кармана ключ и вставляет в замочную скважину.
— Откуда у тебя ключ? — спрашивает она.
— А ты не помнишь?
Молчит. Он открывает дверь и первым заходит в темную прихожую. Женщина следом. Он тянется к выключателю. Она спрашивает: откуда ключ? Десять лет назад умерла бабушка Леси, оставив в наследство любимой внучке эту самую однокомнатную квартирку. И они начали строить планы, как будут здесь жить вдвоем, а потом и втроем. Он даже начал делать ремонт. Она сама дала ключ.
